Дело в том, что после кастрации у Вола осталось некое смутное желание. Темными ночами, когда ему становилось особенно грустно, он начинал мычать, тихо и нежно. Ему казалось, что он поет, как соловей. И пока другие жевали жвачку и думали о том, как паршиво они живут и что лучше все равно не будет, наш Вол тихо и нежно мычал. «Раз нужно, — думал он, — я буду работать еще, стану перевыполнять норму, заработаю много денег и отправлюсь путешествовать, посмотрю белый свет. Во что бы то ни стало я должен сделать это». Он был уверен, что есть на белом свете места, где уважают скотину. В Индии, например, коровы считаются священными животными. А коли коровы священны, то волы — и подавно. Ведь существа женского пола даже в мире животных ближе к мирским заботам по сравнению с мужскими особями.
Трудно точно сказать, каким был ход мыслей Вола, когда он тихонько мычал и ему хотелось лететь по белу свету, подобно соловьиной песне. Он не мог смириться с тем, что жизнь — это лишь каторжный труд. Так думали полностью кастрированные. А у нашего Вола кое-что осталось. И это «кое-что» заставляло его петь и порождало в душе смутное волнение и тревогу. И он волновался. Волновался, но не отлынивал от работы, трудился даже больше других. Порой наступали минуты, когда ему хотелось растаять на борозде, как тает кусок масла, превратиться в прах, стирающийся о черную доску земной поверхности, чтобы то, что от него останется, понеслось бы над миром, потому что даже то, что остается после кастрации — если что-то и остается, — дает крылья и зовет в полет.
В небе над Албанией разыгралась буря. Самолет кидало вверх-вниз. На световом табло появилась надпись: «Пристегните ремни!» Звонкий голос стюардессы объявил: «Полет протекает нормально, летим над Дойранским озером». Пассажиры испугались, расхватали гигиенические пакеты. Спокойным оставался только Вол. Это объяснялось устройством его желудка. В сущности, у Вола два желудка: один — переваривает пищу, другой готовит ту массу, что он отрыгивает и постоянно жует. Так что даже во время самых страшных бурь и катаклизмов Вол продолжает жевать. И наш Вол был занят именно этим — жевал, уставившись неподвижным взглядом в закопченное жерло турбинного двигателя. Своим неповоротливым умом Вол пытался понять, что же осталось у него от желания. Нужно сказать, Вол предпринял путешествие не для того, чтобы произвести на кого-то впечатление или заняться бизнесом. В этом отношении у скотины все проще простого. Вол не ведал никаких излишеств, ему нужно было только то, что жизненно необходимо. И хотя в сытой части планеты собакам шьют манто, смокинги и сапоги, устанавливают пышные памятники, наш Вол не принадлежал к тем глупцам, что мечтают об этом. Но его мучительно томило желание. Только вот чего ему хотелось, он и сам не знал. Желание материализировалось в нечто нежное и бесконечно близкое, к чему можно было прикоснуться. Казалось, вытяни шею — и дотронешься. Но для этого, как думал Вол, нужно было обогнуть Землю…
Самолет приземлился в Афинском аэропорту. Остановка длилась около часа, и почти все пассажиры покинули салон. Вол остался на своем месте. Он боялся любопытных взглядов, хотя совершенно напрасно. В мире, где необычное встречается на каждом шагу, никто и ничему уже не удивляется. Тем более никто не удивился бы его появлению, поскольку он заплатил за билет. А раз ты заплатил, можешь делать все, что хочешь, никто не скажет слова. Что же касается окружающих, то их вообще не интересует, есть у тебя билет или нет.
Как подброшенный в поднебесье уголек, самолет резко взмыл в синеву неба над морем, потом успокоился и задумчиво продолжил свой полет на разумном удалении от земли и звезд. Пилоты в белых рубашках и шлемах доверили управление автоматам, а сами отдыхали, откинув спинки кожаных кресел. Пассажиры принялись доказывать, что они — цари природы: одни стали лопать бананы и апельсины, другие — глотать книги, расширяя границы своих духовных империй, а третьи растворялись в алкоголе — человек, как известно, может раствориться в чем угодно. Но приятнее всего — в алкоголе, к тому же в таком состоянии может оказаться полезным для окружающих. Никто в самолете не решался флиртовать, потому что в наш век каждый знает: женщина может воспринять даже невинный флирт всерьез, и тогда мужчина попадет в неловкое положение. Наш герой отрыгивал и пережевывал вику, которую проглотил перед дорогой, глядел в даль, туда, где лучи восходящего солнца, как золотые колосья, колыхались на фоне темной небесной нивы. Мысли Вола текли медленно, он думал о своем желании и о том, что осталось у него после кастрации. Чем ближе самолет подлетал к Бомбею, тем больше Вола беспокоил вопрос: действительно ли он хочет стать священной скотиной в Индии или нечто другое заставило его лететь туда, и если так оно и есть, то что же это такое — черт побрал?