Итак, дивным майским утром вышеупомянутый доктор Симеонов на своем форде «Капри», купленном где-то в безбрежных песках Ливии и оплаченном цистернами пота, остановился заправиться у единственной в городе бензоколонки. Между стоматологом и заправщиком Пырваном Волуевским разыгралась сцена, закончившаяся мордобитием. «Открути пробку, тебе говорят!» — «И не подумаю!» — «Если не открутишь, я тебе откручу что следует!» — «Накоси-выкуси!»
В конце концов толстопузый грубиян с бензоколонки саданул по голове заведующего стоматологическим отделением металлическим наконечником шланга да еще поддал ему ногой под зад, сказав, что бензина для него нет и не будет. Врач сел в машину, повернул ключ зажигания, мотор почихал, почихал и замолк, так как в бензобаке не было ни капли, а тем временем у колонки образовалась огромная очередь. Люди разделились на две партии. Одни орали: «Пусть он нальет ему бензина! Побил, так хоть бензина должен дать!» Другие же — ведь так уж повелось: раз есть одни, обязательно появляются и другие — в свою очередь волновались: «Доктор-то сам нарывается на неприятности. Ведь было же ему сказано, что бензина он не получит, — чего ж он тут торчит? Только раздражает человека! Вот и нам теперь придется торчать здесь неведомо сколько».
В конце концов мужчины оттащили в сторону шикарную машину зубного врача, при этом они явно не ведали, что творят. Потом, когда многие из них, мучаясь зубной болью, неслись к стоматологической клинике, перед ними захлопывали дверь. Изнывая от сверлящей боли, они даже не давали себе отчета в том, что все началось с пробки от бензобака. Вот какими холодными и беспросветными могут быть весенние дожди. Возможно, кровной мести — «вендетты» — уже нет, может, и вправду, положен конец этой мрачной средневековой практике, но… Сейчас все это называется мафией, и дела обстоят куда сложнее.
Наступит ли день, когда люди перестанут быть ранимыми и их раны не будут источать — как сосны смолу — новую злобу, зависть и желчь? Человек давно разучился проглатывать обиду. Рано или поздно он выплевывает ее, да еще в лицо ни в чем не повинному, просто подвернувшемуся под руку. Вырастет ли когда-нибудь город, где люди смогут без злобы глядеть в глаза друг другу?
Почему бы нашему городку не превратиться в такой? Со своей новой сто одной квартирой, со счастливыми молодыми семьями в них…
Стоматолог Симеонов зафиксировал побои в отделе судебно-медицинской экспертизы. Оформил себе бюллетень с диагнозом: тяжелое увечье (чего и в помине не было), нанял адвоката (хотя это было не так просто — в городе не хватало представителей этой профессии) и принялся смирять свою ярость видениями судебного процесса, решеток, тюремных камер и подобных ужасов. Он был уверен, что засадит Пырвана Волуевского по меньшей мере лет на пять, а то и на десять. Порой зубной врач даже спрашивал себя: может, все-таки не стоит из-за такой мелочи калечить жизнь человеку, а заодно, возможно, и его семье? Симеонов явно недооценил некоторые детали, и ему было суждено убедиться в собственной наивности. Короче говоря, Симеонов недооценил значение двигателей внутреннего сгорания и горючего к ним. Или позабыл, что адвокаты, следователи и даже председатель суда могут иметь машины, а эти машины надо заправлять.
Делу не был дан ход, из народного суда оно было переброшено в товарищеский.
В товарищеском же суде произошли события, достойные пера великих психоаналитиков и социопсихологов. Как жаль, что я не принадлежу ни к одной из этих категорий! Бедный Симеонов вышел на бой с богатым Волуевским, подобно тому как Давид выходил на бой с Голиафом, с той лишь разницей, что победу одержать не удалось. Бедный Симеонов, или Давид, провел бессонную ночь, вместе с женой рассуждая о начинке вкусного пирога, от которого все мы стремимся урвать (кто руками, а кто зубами) и который зовется «жизнью». Симеонова уже предупредили, что, коли он хочет заправляться бензином, пусть поставит крест на своей затее. Иначе он пожалеет. Волуевский не мелкая сошка, этот мошенник заставил трястись от страха весь город. Он за день грабастает не меньше сотни, для него тысяча левов — да что там тысяча, десять тысяч! — не деньги. А деньги становятся силой, когда они захватывают умы, то есть когда их распределяют соответствующим образом. Волуевский владел обеими искусствами: умел заколачивать деньги и распределять их. В городе бытовало мнение, что каждый человек каким-то образом связан с Волуевским: или заправляется у него, или же получает теплое местечко у кого-то, кто заправляется деньгами и бензином у Волуевского. Так ли это на самом деле — не нам судить, важно, что горожане в это верили. Как и в то, что бороться с Волуевским бессмысленно.