Заведующий загсом Эммануил Майнолов переживал в эти дни душевный подъем, он был охвачен бурной, запоздалой и безответной любовью.
Как-то темной ветреной ночью он постучал в дверь своего друга Филиппа Миладинова, и, когда тот, зевая, едва натянув пижамные штаны, провел его в гостиную, Майнолов молча сел и сидел так неведомо сколько, пока, наконец, не заговорил:
— Кому еще мне поведать о том, что меня мучит? Кому, как не тебе?
— Ладно, говори скорей, а то я засыпаю! — Офицер зевнул.
— Мучит меня вопрос: почему все в России путешествовали, путешествовали?..
— Кто путешествовал?
— Бродяги, передвижники всякие. Я в принципе спрашиваю обо всей нации. Почему мы так быстро — ты меня понимаешь? — прекращаем движение, останавливаемся у бензоколонки или в харчевне…
— Ты за этим меня разбудил?
— А тебе этого мало? Тебя не пугает, что мы ничего не хотим знать, все нам ясно, все желания обрываются на том, как получше продать розовое масло.
— А ты не мог бы рассказать мне все это утром?
— И ты меня не понимаешь!..
Заведующий загсом влюбился, ему хотелось, чтобы все вокруг было прекрасно. Таинственная и загадочная женщина, неотразимая, неописуемая, так окрыляла его, что служащий начал понимать средневековых рыцарей, Дон Кихота, всех, кто с мечом и копьем отправлялся по миру, чтобы покорить его, превратить в цветок и положить этот цветок к ногам возлюбленной. Прошло достаточно времени, и мефистофельская бородка разрослась, что придало мыслителю настолько обаятельный и в то же время солидный вид, что даже не знакомый с классической философией не сомневался в правоте его слов.
А тем временем город захлестнула работа на главном направлении — за каждым чиновником были закреплены пары для агитации, были отмечены и первые нарушения закона. Так, неведомо по чьей инициативе Отдел здравоохранения начал кампанию по сбору донорской крови — женихам и невестам обещали освобождение, если они немедленно заключат брак или предоставят письменное обещание, что сделают это в ближайшее время. В качестве санкции за уклонение от донорства было предусмотрено лишение права записываться на водительские курсы. Выбросили и некоторые дефицитные товары: начали регулярно подвозить сырокопченую колбасу, фасоль и репчатый лук… Правда, дефицит попадал к людям, не имевшим никакого отношения к женитьбе, даже забывшим, что это такое. И все же главную роль сыграли строительные материалы: когда пообещали и даже на самом деле привезли цемент триста пятидесятой марки, стали раздавать его молодоженам, контрольная цифра была набрана за два дня и даже остался резерв желающих.
При такой ситуации Эммануил Майнолов мог проводить профилактическую работу, которая выражалась во встречах с молодыми, в откровенных беседах о браке, о целях и идеалах молодой семьи. Отличное занятие, оно придавало известное очарование грядущему таинству, хотя не так-то просто, а честно говоря, практически невозможно одному человеку вести задушевные разговоры с сотней людей, выстроившихся в очередь перед его кабинетом.
— Садись, садись… Как тебя?.. Борислав?
— Нет, я — Румен…
— Еще лучше, значит, Румен… Ну что, Румен? Решился, значит…
— Ну…
— Так-так. Любовь, значит. А что такое любовь? Задавался ли ты вопросом, что такое любовь? А?
— Задавался… — обычно вздыхал жених.
— Задавался — это хорошо… А ответа нет. Вроде бы проще простого. Женщина, жена… Но проплывет мимо тебя некое нежное облако и все твои чувства сконцентрирует на себе. Удастся ли соблюдать ту дистанцию, благодаря которой женщина сохраняет свое неотразимое влияние, красоту и очарование? Или же мы спешим все разрушить?..
В ответ слышалось, что мы спешим все разрушить. И не только молодожены, но и весь городок спешил разрушить это неотразимое влияние, так как поползли слухи, будто заведующий загсом рехнулся и талдычит молодоженам всякие глупости — нечто, не имеющее ничего общего с целями и задачами брака. Понятно, Майнолов говорил о СВОЕЙ любви, хотя вроде бы речь шла об ИХ любви. Однако выходило, что должностное лицо то ли грозит молодоженам, то ли о чем-то просит их. Молодые могли понять, почему от них немедленно требуют крови, призывают к добровольному труду или же суют копченую колбасу и цемент, но так и не могли догадаться, чего же хочет Майнолов. На душе у них становилось тревожно. Город никак не мог найти общий язык со своим главным доброжелателем, привратником брачного рая, хранителем ключей семейного счастья Эммануилом Майноловым.