— Мой член разорвет эту капризную киску пополам, детка, но тебе это понравится. Ты будешь просить еще. Потому что ты создана для того, чтобы принимать то, что я тебе даю.
С этими словами он одним плавным движением вошел в меня, и ощущение было просто потрясающим. Мое тело растянулось вокруг него, первоначальный дискомфорт быстро превратился в глубокое, пульсирующее удовольствие, которое посылало волны тепла по всей моей киске.
Из моего рта вырывается шокированный вздох, который быстро заглушается тяжестью его ладони. Я впиваюсь ногтями в его плечи, голова откидывается назад на стену за мной, пытаясь удержаться, пока он заполняет меня полностью.
Я никогда не чувствовала себя такой чертовски наполненной. Джуд занимает каждый сантиметр пространства, которое дает ему мое тело.
— Боже, ты всегда так чертовски хорошо ощущаешься. Такая чертовски узкая, — он тихо рычит, его голос полный восхищения, когда он наблюдает, как его член входит и выходит из моего влажного входа. — Ты должна вести себя тихо, детка. Очень, очень тихо, хорошо? Мы не можем позволить кому-нибудь узнать, насколько эта красивая киска жаждет моего члена, правда, милая?
Я стону в его ладонь, выгибая тело навстречу его прикосновениям, когда его рот опускается на мой сосок. Его зубы оттягивают пирсинг, язык играет с моими чувствительными сосками.
Джуд – не просто еще один парень, который мне нравится.
Боже, если бы было только это.
Если бы это были только его острые скулы или то, как он выглядит за рулем своей машины, все было бы просто.
Я бы позволила верности своей фамилии подавить влечение, которое я испытываю к нему. Это было бы временным явлением, мимолетной искрой, которую я могла бы погасить.
Но он не просто Синклер.
Он еще и Джуд.
Одиночка.
Поэт.
Парень, который видит мир в оттенках серого и записывает эти оттенки в свой потрепанный блокнот, как будто записывает свой путь через какой-то личный ад.
Джуд доказал, что жизнь все еще может существовать во мне.
До того, как он прикоснулся ко мне, я была ничем, кроме увядающей земли. Оргазмы были мимолетными, искрой, которая гасла, не успев согреть меня, пустым облегчением, которое оставляло меня еще более опустошенной, чем раньше. Я была пустырем, потрескавшейся землей и запустением, где ничто не могло укорениться.
Но с ним все… по-другому.
Я – другая.
Когда он прикасается ко мне, это как буря, разражающаяся в моих венах. Удар молнии, который разрывает меня на части, прожигает каждый темный уголок моей души, пока не остается места для ненависти или отвращения к себе, которые пожирают меня.
Впервые после Окли кто-то прикоснулся ко мне и… и…
Что-то расцвело.
В бесплодных руинах моей груди, под ребрами, которые всегда казались мне клеткой, он посадил что-то дикое, неукротимое, что-то настолько яркое, что это почти причиняло боль.
Тайный цветок.
Колючий, запретный, но несомненно живой.
Удовольствие нарастает во мне, с каждым толчком сжимая меня все сильнее. Он задает неумолимый ритм, каждый его толчок пронзает мое тело, и я не могу не извиваться под ним, желая большего.
Эхо ударов кожи о кожу наполняет воздух, смешиваясь с ритмом душа и воды, стекающей по нашим телам, усиливая каждое движение.
Я чувствую, как мои ногти впиваются в его кожу, цепляясь за его тело, как за спасительную соломинку, пока он жестоко сжимает мои ягодицы, чтобы войти еще глубже. Он рывками опускает мое тело в такт своим сильным толчкам, прижимая руку к моему рту, чтобы я не кричала.
— Посмотри, какая ты хорошая девочка, Фи, — рычит он, прижимаясь ртом к руке, закрывающей мои губы. — Такая тихая, принимая меня. Эта мокрая киска – моя любимая. Ты моя любимая маленькая шлюшка, детка.
Я наслаждаюсь его похвалой.
Его любимая.
Я сжимаюсь вокруг него, и он отвечает стоном, звук которого вибрирует на моей груди. Это подстегивает его, заставляя проникать глубже, сильнее. Каждый толчок вынуждает меня все больше погружаться в экстаз.
Мое тело прижимается к стене, а ее шероховатая поверхность удерживает меня, пока он поднимает меня все выше, доводя до предела. Жар нарастает, как лесной пожар, поглощая меня целиком, оставляя после себя только чистое, неразбавленное удовольствие.
— Ты близко, да, детка? Кончишь для меня? Давай, милая. Сломайся для меня. Покажи мне, какая ты хорошая девочка, и кончи.
Каждый толчок заставляет его проникать все глубже, попадая в то самое место внутри меня, которое заставляет мое зрение затуманиваться, а мысли разбегаться. Я едва могу держаться, мои пальцы впиваются в его плечи, ногти – в его кожу, удерживая меня, пока он подталкивает меня к краю.