Друзьям, чьи имена до сих пор написаны краской из баллончика рядом с моим на ржавой водонапорной башне. Дикие ночи в нашем захолустном городке дали мне все, что нужно было, чтобы описать любовь, связывающую этих язычников.
Стиксу.
(О, и для протокола, первое предложение – это не признание вины, а всего лишь метафора…)
Пролог
Фи
Ноябрь
Четыре года назад…
Огонь не чувствует страха.
Только первобытный голод, который не знает ничего, кроме поглощения. Он потрескивает и ревет, как живое существо, не знающее колебаний и сомнений. Он безжалостно выжигает землю, как неосязаемое чудовище, которое никому не подчиняется.
Он знает только разрушение и никогда не знал страха.
— Вы в порядке?
Я моргаю, глаза горят от жара, исходящего от пылающей церкви всего в нескольких метрах от меня. Еще одно стеклянное окно разбивается под давлением пламени, оранжевые языки огня проникают в историческое здание.
— Я… — я прочищаю горло, встречая взгляд офицера, стоящего передо мной. — Я в порядке.
Вдали слышен вой пожарной машины, мчащейся к нам. Пожарных, готовых уничтожить всю мою работу струями воды под давлением. Ну, думаю, теперь уже неважно, потушат они огонь или нет. Мне все равно, превратится ли церковь Святого Гавриила в пепел или останется целой. В любом случае, я не хотела сжигать именно это здание.
— Хотите, я позвоню судье?
— Нет.
Нет, потому что он узнает, что я сделала.
Нет, потому что он спросит у меня причину.
Нет, потому что я еще не готова ему соврать.
Этот коп выглядит настолько молодым, что, скорее всего, слышал о моем отце только слухи. Он, вероятно, обделался от страха, стоя передо мной. Могу гарантировать, что последнее, чего он хочет, – это звонить моему отцу.
— Нет, — повторила я, на этот раз тише. — Я сама скажу ему, когда вернусь домой.
— Хорошо, что вы проезжали мимо. Еще несколько минут и…
— Иди нахуй, свинья! Иди нахуй!
Я невольно вздрогнула от этого голоса. Моя рука дернулась, пальцы нашли край рубашки и сжали его в кулак. Я боролась с тошнотой, заставляя ее опуститься обратно в желудок.
Интересно, наступит ли когда-нибудь день, когда я смогу жить в одном мире с ним и не чувствовать себя так. Будто земля уходит у меня из-под ног, и я просто падаю в пустоту.
Окли Уикс вырывается из рук полицейского. Наручники, стягивающие его руки за спиной, звенят на ветру. Вокруг нас раздается ужасающий грохот, когда лицо Окли ударяется о металл.
Металлический привкус крови наполняет мой рот. Я слишком сильно впилась зубами в щеку, но мне все равно. Я смотрю, как Окли дважды бьют о капот полицейской машины, и чувствую только ярость.
Надеюсь, ему больно. Я хочу закричать, чтобы полицейский сделал это еще раз, и еще, и еще, пока Окли Уикс не превратится в кучу окровавленных костей.
— Я ни черта не делал! — кричит он, прижав красное лицо к машине.
— Вы уверены, что не хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил?
Я сглатываю, ладони потеют, когда я снова смотрю на полицейского – офицера Филдса, судя по его бейджу.
Ярость наполняет мое тело, как наводнение, поглощает все мое существо, и я спрашиваю себя, видит ли это полицейский. Видит ли, что я не в порядке, что все должно было быть не так.
Понял ли, что я планировала убить кого-то сегодня ночью?
Что Окли не должен был выжить в этом пожаре, и запах его обугленной плоти должен был остаться на моей одежде? Я впиваюсь ногтями в мягкую кожу ладони, слезы щиплют глаза.
— Джуд! Скажи что-нибудь!
В отличие от своего друга, Джуд Синклер спокойно позволяет полицейскому вести его к машине. Я никогда не считала его послушным, но и буйным он никогда не был.
Он всегда как змея, свернувшаяся в траве и ждущая момента, чтобы напасть, точно как его дерьмовый отец.
Мои зубы скрежещут, готовые превратиться в пыль.
Уверена, они оба пришли в церковь Святого Гавриила, чтобы покурить и обсудить то, что со мной случилось. Окли, наверное, хвастался и отпускал какие-то извращенные шутки, над которыми смеялся Джуд.
Невольно подстегнутая лишь болезненной яростью, разрывающей мою грудь, я бросаю взгляд на пистолет на поясе офицера Филдса, обдумывая последствия, если я застрелю их обоих.
Они оба должны были умереть сегодня ночью.