Я хватаю с пола черные джинсы и запихиваю их в сумку. Я сжимаю губы, пытаясь не открывать рот, но знаю, что не смогу сдержаться.
— Куда так спешишь?
Взглянув на него, я быстро его оглядываю.
Коричневые волосы торчат в разные стороны, как будто он только что встал с постели. Глаза стеклянные, белки покраснели. Судя по кругам под глазами, я бы сказал, что он не спал как минимум сутки. Слишком занят пьянством, наркотиками или их продажей.
Это не тот Окли, которого я встретил несколько лет назад.
Я учился в восьмом классе, а он был второкурсником, когда его отца посадили. Мы дружили уже некоторое время до этого, но после ареста его отца я заметил, что он изменился.
Иногда дети с плохими родителями становятся замечательными людьми, но другие? Они делают то же, что делает Оукс, – становятся тем, что почти разрушило их в детстве.
— Я ухожу, — бормочу я, ударяясь плечом о его плечо, прежде чем взять футболки из комода.
— Уходишь? О чем ты, блять, говоришь? — спрашивает он, пока я запихиваю в сумки еще одежду.
Растерянность на его лице, от которой между бровями образовалась глубокая морщина, заставляет меня усмехнуться, и я с горечью в горле качаю головой.
Засунув руку в передний карман, я вытаскиваю пачку денег и с силой прижимаю ее к его груди.
— Я же тебе говорил. Я, блять, тебе говорил. Никакого героина, — мой резкий голос царапает мое пересохшее горло.
Гнев и разочарование обжигают меня, когда наши взгляды встречаются.
Он знает, почему я не связываюсь с этой дрянью, и все равно сделал это. Я не должен удивляться или злиться – мы не друзья, уже давно.
Я держался рядом с ним, хотя и ненавидел наркотики, потому что ему было плевать на мою фамилию. Эгоистично, но я думаю, что оправдывал дерьмовое поведение Окли, потому что было приятно просто быть собой рядом с кем-то. Не Джудом Синклером.
Просто Джудом.
Но теперь я начинаю понимать, что эта версия меня? Это тоже не я.
Окли нервно сжимает челюсть, считая деньги, которые я ему дал.
— Не знал, что мне нужно с тобой согласовывать, как я веду свой чертов бизнес.
— Ты дерьмовый местный наркоторговец, который сдохнет в тюрьме или на улице до двадцати пяти лет. Я бы не назвал это бизнесом.
— Твои проблемы с отцом дают о себе знать, Джи.
Мои кулаки сжимаются, суставы хрустят от напряжения.
— Иди на хер, — вырывается у меня сквозь стиснутые зубы.
— Я дал тебе крышу над головой, подкинул легких заказов, чтобы ты мог заработать, потому что никто другой тебя на работу не возьмет, и это все, чем ты можешь меня отблагодарить? — он делает шаг вперед, от его дыхания пахнет алкоголем. — Я все, что у тебя есть.
— Если так тебе легче спится, Оукс, — я стараюсь занять руки, застегивая сумки, чтобы не обхватить ими его горло. — Хочешь просрать свою жизнь? Пожалуйста, но меня в это не втягивай.
— Вот в чем дело, да? Боишься, что из-за торговли тебе придется втыкать иглу в руку, как твоему дорогому папочке? — его злобный смех разносится по комнате. — Он мертв – поплачь над его могилой и выкинь его из головы, блять.
Бетонная дамба, которую я построил в своей голове, чтобы никого в нее не пускать и запереть себя снаружи, взрывается. Осколки цемента разрывают мои внутренности, и из меня вырывается кровавая река безудержной ярости.
Мой кулак встречается с его челюстью, и до моих ушей доносится приятный хруст. Окли спотыкается и падает на пол с глухим грохотом, из его рта течет кровь.
Каждый гребаный день я держу рот на замке. Сдерживаю эту ярость. Запертую за стиснутыми зубами и напряженными мышцами. Потому что в тот момент, когда я отреагирую, я только подтвержу то, во что все верят. Что я просто еще одно гнилое яблоко, упавшее с родового дерева Синклеров.
Моя грудь вздымается, когда я хватаю его за грязную белую рубашку.
— Рискни еще раз сказать что-нибудь про моего отца, Окли. Дай мне, блять, повод оставить тебя давиться собственной кровью.
— Иди на хер, Джуд! — он сплевывает кровь из раны на губе. — Иди на хер ты, твоя высокая мораль и твоя обида на весь мир. Ходишь тут, будто ты слишком хорош для этого места. Изгнанный, но все еще с папиными деньгами в кармане.
Понимая, что если я останусь здесь еще на минуту, я убью его, я бросаю его худощавое тело на пол. Перекидывая обе сумки через плечи, я в тусклом свете замечаю свои разбитые костяшки пальцев.
— Ты продаешь кокаин и марихуану подросткам. Думаешь, если руки не дошли до героина, ты лучше меня? Ты все равно наркоторговец. Ты не лучше меня. Мы, блять, одинаковые! — кричит он с пола, пытаясь подняться с помощью кровати.