Трава убирает все отвлекающие факторы, а здесь одна ошибка может означать разницу между победой и аварией, которая унесет твою жизнь.
— Где Эз? Я думала, он сегодня приедет, — бормочет Энди так тихо, что ее голоса почти не слышно из-за рева двигателей, как будто она не хотела говорить это вслух.
— Думаю, он бьет Акселя лицом о какую-нибудь твердую поверхность за то, что тот чуть не убил тебя, — я пожимаю плечами. — Но это только мои догадки.
Ее брови хмурятся, на лице отчетливо читается беспокойство.
— И ты просто отпустила его?
Я быстро поднимаю руки в защитной позе.
— Эй, не мой парень – не моя проблема.
— Он не мой парень. Не будь такой сучкой, — отрезает она, но я успеваю заметить жар, коснувшийся ее щек. Она быстро переводит взгляд на Атласа. — А у тебя есть оправдание, почему ты позволил своему брату уйти после моего такого грандиозного соло?
— Он швырнул меня на кофейный столик, когда нам было лет по восемь. Мне тогда, блять, швы накладывали, — Атлас прислонился к моему мотоциклу, приподняв брови до линии волос. — Лучше не попадаться ему на глаза, когда он превращается в разъяренного Питера.
Я пытаюсь заглушить свой смех кашлем, но безуспешно, и Атлас впадает в приступ хохота, к которому присоединяюсь и я. У нас есть глупая шутка, когда мы даем людям прозвища, основываясь на разных моментах.
Разъяренный Питер.
Ворчливая Карен – так мы называем продавщицу из продуктового магазина, которая никогда не упускает возможности сделать какое-нибудь язвительное замечание.
Блевотный Тео – это прозвище получил Атлас после того, как выпил слишком много «Jägerbombs» и остаток ночи провел в объятиях фарфорового трона.
Мы придумали это, когда однажды ночью были под кайфом, и с тех пор аллитерационные убийцы не сдают позиций.
Осталась только Энди, которая не понимает нашего юмора и не участвует в наших шутках, а смотрит на нас, как на малышей, которых нужно поставить в угол.
— Мне кажется, у вас один мозг на двоих, — бормочет она, перекидывая ногу через мотоцикл. — Я съезжу за ним, пока этот идиот еще жив.
— Удивительно. Куда он, туда и ты, — говорю я. У меня развязывается язык, когда я под кайфом.
Энди морщит лоб, в ее голосе слышится знакомый гнев.
— Что это, черт возьми, должно значить?
Я действительно пыталась сдержаться, но слова без предупреждения вырвались у меня изо рта. Я знаю, что сердце Эзры чистое, что он хороший и добрый, что он любит Энди. Я вижу это.
Но он ходит по опасной грани, больше любя наркотики, чем ее.
— Такая привязанность, как у вас двоих, редко заканчивается чем-то хорошим. Что ты будешь делать, когда он в конце концов уедет в турне? Бросишь свои мечты и будешь гоняться за ним по всему миру? Будешь его фанаткой? Я просто хочу тебя защитить.
Андромеда не слепая.
Возможно, она уже даже что-то ему сказала или просто не может набраться смелости сказать. В любом случае, она не отпустит его, даже если это втянет ее на ту спираль, к которой стремится он. И когда это произойдет – а это произойдет – именно ее сердце будет разбито.
Клянусь, в этом мире не хватит любви, чтобы спасти Эзру Колдуэлла от ада, который я ему устрою, если он утащит ее с собой.
— Иди в жопу, Фи, — ее голос стал грубым, глаза прищурились. — То, что ты бессердечная, не значит, что все должны быть такими же. Оставь свои циничные бредни при себе.
Может, она и мягче меня, но я не единственная, кто унаследовала язвительный язык нашей матери.
А поскольку она еще и чертовски упрямая, она уезжает, не дав мне сказать ни слова, а я просто смотрю на ее спину в майке, усыпанной звездами, как у ребенка Вселенной, которым она и является.
Я резко выдыхаю, наклоняя голову в сторону ее удаляющейся фигуры.
— Иди за ней.
Я не позволю ей встать между Эзрой и «Я Ем Стероиды На Завтрак» Акселем Вэнсом. Злая или нет, она все равно моя младшая сестра.
— Да, да. Я разберусь, — бормочет Атлас, выпрямляясь и проводя рукой по своим кудрям. — Не будь так строга к нему, Фи. Это Эз – он бы никогда не причинил ей вреда.
Я фыркаю, выпрямляясь, сидя на мотоцикле.
— Намеренно? Никогда. Но если он будет продолжать в том же духе, он, блять, неосознанно разрушит ее. Если ты не поговоришь с ним о наркотиках, я это сделаю.
Атлас смотрит на меня, обычная дразнящая искорка в его глазах исчезла, сменившись серьезностью, которую я ненавижу. Значит он понимает, что я права, но просто боится признать это вслух.
— Я тебя понимаю, Фи, — наконец говорит он тихим голосом, протягивая руку, чтобы потрепать мне волосы.