Острый красный ноготь на моем указательном пальце прерывает его, когда я прижимаюсь им к его груди.
— Этого.
Тычок.
— Никогда.
Тычок.
— Блять.
Тычок.
— Не было.
Тыч…
Джуд ловит мою руку на полпути, сжимая ее крепко, но не до боли, и проводит большим пальцем по внутренней стороне запястья. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но он только сжимает мою руку еще сильнее, медленно и лениво потирая большим пальцем мое запястье, как будто оно принадлежит ему.
Его присутствие душит меня, его прикосновения разжигают угли воспоминаний, которые я хочу похоронить в глубине своего шкафа вместе с остатками гниющих скелетов.
Ярость сотрясает меня, когда он наклоняется ближе.
Пряди светлых волос скользят по моей щеке, когда его нижняя губа касается мочки моего уха.
— В ту ночь ты стала предательницей, и тебе нравилась каждая секунда.
Эти слова попадают в цель, заставляя трепетать все мои нервные окончания, зажигая огонь в моих венах.
Я выбрала удовольствие вместо верности.
Эта вина живет в моем желудке. Этот голодный рой насекомых и их крошечные, настойчивые укусы впились в мою плоть, безжалостно пожирая мою преданность семье, разъедая меня изнутри и оставляя пустой. Я всего лишь оболочка, пожираемая невидимыми мучениями.
Я боюсь, что он расскажет людям, что мы трахались. И это абсолютно пугает меня.
Но страх никогда не владел мной и не будет владеть.
Страх – это гнев.
Страх мимолетен, временен, но эта ярость во мне? Она высечена в костном мозге. Живое существо. Рычащее, дикое существо, укоренившееся глубоко в моей душе, и оно никогда не было таким голодным, как в этот момент.
— Хочешь поспорить? — резко говорю я, вырывая руку из его хватки и задирая подбородок. — Давай поспорим.
Джуд прикусил нижнюю губу, обнажив злобную ухмылку.
— Я тебя слушаю.
— Если вдруг Бог сегодня будет на твоей стороне и ты выиграешь, я удвою свою ставку. И даже если ты проиграешь, тебе ничего не придется платить.
В его глазах мелькнуло мрачное веселье, он навис надо мной, его тень упала на мои колени, как проклятие.
— А если Бог давно забыл обо мне?
Я сжимаю челюсть и подавляю тошноту, подступающую к горлу, мой пульс бешено бьется на шее.
— Тогда это… — я показываю пальцем на нас. — То, что случилось на водонапорной башне? Мы забудем об этом. Все будет кончено. И ты даже не посмеешь дышать в мою сторону.
— Слишком, блять, легко, — он с горечью смеется, качает головой и отходит от меня к мотоциклу. — Давай поиграем, заучка.
Я хочу только одного – спрыгнуть с мотоцикла и врезать кулаком по его усмехающемуся рту. Взять ближайший острый предмет и вонзить его ему в глаз.
Но я не делаю этого.
Я не двигаюсь, просто сижу, заставляя свое тело оставаться неподвижным, в то время как каждый мой мускул кричит о желании высвободиться.
Если я выиграю сегодня? Я верну себе власть. Я снова буду контролировать ситуацию. Джуд Синклер снова станет тем, кем всегда был – глупым, противным насекомым под моим ботинком, которое нужно проигнорировать и раздавить.
Остатки того, что он и Окли натворили, все еще живут во мне. Они сидят в моих ребрах, обхватывают органы в груди, и я чувствую, как они дышат там с каждым ударом сердца.
Я злюсь, что огонь не довел свое дело до конца.
Я хотела, чтобы они почувствовали, как их внутренности разрываются на куски. Чтобы они чувствовали каждую секунду, когда пламя лижет их плоть, а легкие задыхаются, пытаясь сделать вдох воздуха, которого никогда больше не получат.
Если бы я могла все повторить, я бы заперла двери церкви. Села бы на траву и слушала, как их крики эхом раздаются в моих ушах. Ждала бы с широко открытыми глазами, пока их кости и пепел церкви Святого Гавриила не стали бы одним целым.
Я хватаю шлем с земли и натягиваю его на голову, наблюдая, как его длинная нога перекидывается через сиденье мотоцикла.
— Эй, одиночка! — кричу я, перекрикивая рев его мотоцикла, который оживает. — Не забудь поцеловать после меня асфальт.
Когда мой отец впервые научил меня ездить на мотоцикле, я запаниковала и врезалась в бок его машины. Осталась неприятная вмятина, и первое, что он сказал мне, убедившись, что я в порядке:
— Газ не в твоей руке. Он в твоей крови.
Я не поняла, что это значит, пока не почувствовала комфорт, разгоняясь до 140 км/ч на двух колесах.
Мотоцикл чувствует, когда ты боишься.
Если ты едешь с мыслью о том, что можешь разбиться, ты разобьешься. Ты должен отпустить контроль.