— Независимо от того, как сильно ты себя за это ненавидишь, ты не сможешь избавиться от меня, Ван Дорен.
Слова ударили меня как пощечина, резко и точно. Его дыхание смешалось с моим, горячее и полное вызова, как будто он вызывал меня на бой. Я сжала челюсти, но не дала ему увидеть, как глубоко он меня ранил.
Не здесь, не сейчас.
Я встретила его взгляд, не отводя глаз.
— Может, и нет. Но я точно могу заставить тебя пожалеть о том, что ты это сделал.
На секунду мы оба замираем, пространство между нами вибрирует от тяжести всего невысказанного. Толпа все еще ревет, ночь все еще оживает от шума победы, но здесь, в этой тишине между нами, время как будто остановилось.
Я слежу за дрожью его челюсти, за жестким рельефом мышц, острых, как лезвие. Его кожа светится в тусклом свете, блестящая от пота, и то чувство, которое я испытала на водонапорной башне, возвращается.
Оно наполняет мой желудок, и я с трудом сглатываю. Грязная, предательская похоть пытается вырваться сквозь мою кожу, и я не знаю, как ее остановить.
Джуд для меня как кошачья мята.
Каждый безрассудный и опасный сантиметр его тела – это тот вид неприятностей, которые я люблю.
Те, которые делают меня бесчувственной. Дают мне такой адреналин, который заглушает всю боль, все воспоминания.
Это позволяет мне просто существовать.
Не говоря ни слова, Джуд отступает, спасая меня от глупости, и вытирает ладонью лицо. Его глаза задерживаются на моих, в них читается неразгаданное выражение, прежде чем он произносит последнюю фразу.
— Уже заставила, принцесса. Уже.
Сегодня я выиграла наше сражение.
Но в глубине души я чувствую, что эта война только началась.
Глава 8
Мечтатель
Джуд
27 августа
Знать, что в Уэст Тринити Фолс никого не берут на работу, гораздо приятнее, чем ходить по собеседованиям в Спрингс.
По крайней мере, в Фолс ко мне относятся как к человеку.
— Да, не выйдет. Свали, пацан.
Владелец «Viva Coffee», неудавшийся инди-рокер с запахом изо рта, от которого слезает краска, сует мне в грудь стопку бумаг. Его сальные волосы спадают на лицо, когда он резко поворачивает голову в сторону выхода. Я смотрю, как он обращается к одному из нервничающих школьников, стоящих за прилавком.
— Трей, сходи за салатом с киноа в «Garden Front» в конце улицы. Без лука. С этим ты сегодня справишься?
Я смотрю, как он вытаскивает смятый пакет с деньгами и бросает его парню. Глаза Трея бегают по сторонам, лицо краснеет, он торопливо выполняет приказ.
Восемь.
В столько дверей я постучал сегодня в Пондероза Спрингс. И получил восемь отказов.
Это не удивительно, но все равно обидно. Публичное унижение и оскорбление – вот цена, которую я плачу за то, чтобы не жить под мостом.
Я даже опустился до того, что устроился сюда. Кофейня, которая отчаянно пытается создать атмосферу места для художников и изгоев, но вместо этого выглядит как заведение для местных, которые вписываются в общепринятые рамки.
Весь день я ходил с опущенной головой, пытаясь как-то стать невидимым, игнорируя то, как люди сжимаются, когда я прохожу мимо, и их язвительные слухи и домыслы, кружащиеся в моей голове.
— Ты знал, что его дед был сутенером?
Неродной дед.
— О боже, моя мама сказала, что его отец убил, кажется, тридцать человек.
Нет. Только себя.
— Я слышала от своей подруги Стефани, что он наркоторговец.
Бывший наркоторговец.
Весь день меня преследовали разные версии этих слов. Они как тень, которая всю жизнь висит у меня над головой. Как только я пересекаю границу города, их шепот превращается в рев в моих ушах. Это эхо в пустоте, которая когда-то была моим сердцем.
Это никогда не закончится, даже если я выберусь отсюда. Слухи будут только расти со временем, и я стану больше мифом, чем человеком. Страшилка, которую родители будут рассказывать своим детям под одеялом в ночи и в свете костра.
Клоны клонов. Все одинаковые. Овцы без собственного разума.
— Хочешь совет? — владелец Джек снова смотрит на меня.
Я кусаю внутреннюю сторону щеки, заставляя себя молчать, потому что знаю, что все посетители, сидящие на старых кожаных диванах и за деревянными столами, смотрят на нас, напрягая уши, чтобы услышать каждое слово. Не удивлюсь, если кто-то даже включил запись на диктофоне.
И теперь я должен стоять здесь и слушать, как этот тип дает мне жизненные советы, не проявляя никакой реакции.