Я выскальзываю из машины, оставляя ключи внутри, и смотрю, как не к месту в гараже, полном иномарок, смотрится Camaro. На моих губах появляется улыбка, когда я думаю о том, как сейчас злится Текс. Как он будет в ярости, когда узнает, что его любимое сокровище завтра вечером пойдет ко дну.
— Я рискну и залезу через окно Эзры. Пожелайте мне удачи. Отличная работа, Фи. Если что. мое предложение все еще в силе – если тебе нужно, я могу сломать ему нос…
— Я сама разберусь, — перебиваю его я, обнимая за плечи. — Но спасибо.
Я знала, что если позволю ему избить Текса, дело не закончится только разбитым носом. Под его веселой внешностью скрывается часть его души, жаждущая хаоса и насилия, которые естественным образом из него рождаются. Ему это необходимо, но не настолько, как полной ему противоположности, его брату-близнецу.
Атлас – Святой только потому, что Эзра гораздо хуже.
— Я всегда прикрою тебя, Фи-фи-фо-фум.
Я закатываю глаза, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб, а затем взъерошить волосы. Я скрещиваю пальцы, чтобы он упал и сломал ногу, пытаясь забраться на стену своего дома.
— Куда это ты? — спрашиваю я сестру, которая пытается незаметно ускользнуть к тротуару, а не к дому.
В этом и заключается особенность Энди – она тихая, поэтому трудно заметить, когда она исчезает, и еще труднее понять куда.
— В бухту Стикс. Буду утром, — бормочет она.
Всегда гонится за своей тенью.
— Будь осторожна. Я тебя прикрою, если что.
— Ты лучшая.
Я машу ей рукой и закатываю глаза, когда она начинает уходить.
— Да, да. Знаю.
После того как она исчезает из виду, я проверяю, закрыты ли ворота гаража, прежде чем выйти через боковую дверь. Шум океана, прибивающегося к краю моего заднего двора, заполняет тишину, пока я иду до входной двери.
Раньше я, пожалуй, была более осторожной, возвращаясь домой. Раньше я бы даже не стала сбегать из дома. Я бы осталась на выходные и до двух ночи смотрела бы «Доктора Кто».
Я так боялась разочаровать родителей, что даже не могла себе представить, что могу поступить как-то иначе. Я так сильно их уважала и любила, что мысль о том, что я могу их подвести, просто убивала меня.
Теперь я привыкла жить иначе.
Но как бы обыденно ни было разочарование в их глазах, оно все равно каждый раз причиняет мне чертовски сильную боль.
Входная дверь со скрипом открывается, и лунный свет заливает нашу просторную гостиную. Ни звука, меня встречает только тишина. По крайней мере, так кажется, пока я не прохожу мимо кухни и не слышу, как в ночной тишине щелкает зажигалка.
Краем глаза я замечаю пламя, тусклое свечение освещает клубок дыма и татуировку на костяшках пальцев владельца зажигалки. Имя моей матери вытатуировано черными буквами в готическом стиле, как будто миру нужно напоминание о любви моего отца к ней.
— Фи.
Отлично. Ну, блять, поехали.
Я напрягаю спину, что с годами стало легче, но, боже, как я это ненавижу. Запах сигарного дыма ударяет мне в нос, и над головой включается свет, освещая седеющие волосы отца.
— Мы можем поговорить об этом утром? — я снимаю ботинки и швыряю их в шкаф для обуви, слыша, как они с глухим стуком падают на пол. — Я устала.
— Я хочу знать, что произошло сегодня вечером, — спрашивает он, опираясь крепким плечом о холодильник и внимательно наблюдая за мной.
До четырнадцати лет Рук Ван Дорен видел меня насквозь. Он всегда мог прочитать меня как открытую книгу. Даже в юном возрасте на свете не было человека, который знал бы меня лучше, чем папа. И хотела бы я сказать, что не помню, когда это изменилось.
Но это жестокое воспоминание не отпускает меня, сколько бы раз я ни пыталась вырвать его из своей памяти.
Я притворяюсь, что зеваю, и пожимаю плечами.
— Сходила на вечеринку, покурила травку. Утром тебе, возможно, позвонят и скажут, что я угнала машину. На этом все.
— Ты вернешь машину Текса утром, так что мне никто не позвонит, — он поднимает телефон, показывает мне на экране фотографии с камеры видеонаблюдения, отталкивается от холодильника и делает несколько быстрых шагов в мою сторону. — Что я тебе говорил о вождении в нетрезвом виде? В машине были твоя сестра и Атлас, Фи. Ты же умнее этого, малышка.
Ты лучше этого. Ты умнее этого. Это не ты.
Он настолько верит в меня. Его вера в мою доброту, в мою сущность, просто потрясает. Только убийство кого-то на его глазах может изменить его отношение ко мне. Я всегда буду его милой Фи, его маленьким гением.
Я бы хотела, чтобы он начал понимать намеки. Чтобы принял правду, которая находится прямо у него перед глазами.
Его маленькая девочка умерла четыре года назад.