— Вкусно! — тоскливо выдохнула Нефрет. — Вот бы…
— Давай слугу пошлем, — кивнула Феано и сунула две драхмы одному из нубийцев. Тот заулыбался белыми ровными зубами и помчал к кабаку. Таков был их давний молчаливый уговор. Госпоже шашлык, и им с парнями — по пол-лепешки, в которую трактирщик заворачивал всякие объедки: кусочки козьего сыра, рыбы, оливки и даже ошметки мяса, если сильно повезет. Любимая снедь рыбаков, которых жены провожают на промысел.
— Ай! — раздался возмущенный женский вопль. — Ты чего хватаешь! Стража!
— Да не ломайся ты, красивая, — послышался голос пьяненького купца, сидонца или тирца, судя по говору. — Обол дам. Пошли со мной.
— Вот попал дурак! Смотри, что сейчас будет! — захохотала Феано, которая, в отличие от Нефрет, в порту бывала часто. Ее подруга сюда соваться побаивалась. Она была довольно робка.
— Что случилось? — два воина из ветеранов, судя по красной оторочке хитонов, оказались рядом в мгновение ока.
— Он меня за руку схватил! — орала возмущенная молодка с корзиной, полной свежей рыбы. Тугая грудь, необъятная задница и пухлые щеки. Сидонца можно было понять, бабенка была неописуемо хороша.
— Свободная или рабыня? — спросили стражники. — Муж есть?
— Свободная. Муж гребцом в море, — охотно пояснила баба. — Я старосту уличного приведу. Он за меня свое слово скажет. Не шлюха я! Мужняя жена. А он меня за руку схватил!
— Пройдем с нами, почтенный, — вежливо сказали стражники.
— Куда это? — не понял сидонец. — Не пойду! Я тамкар сидонского царя. Что у вас тут за порядки такие?
— Ты свободную женщину за руку схватил, — вежливо пояснили воины. — Пойдешь в суд, заплатишь штраф пять драхм. Две ей, две в казну, одну нам. У нас пятая доля за труды.
— А если не пойду? — набычился купец, в голове которого все еще бродил хмель.
— А ты не ходи! — весело подмигнул ветеран. — Мы тогда тебе накостыляем от всей души, и заплатишь ты уже десять драхм. За сопротивление страже. Мы такое очень любим! Потому как удовольствие получить можно, да еще и денег заработать. Наша доля все равно пятая.
— Да вы… — купец отступил и схватился за рукоять ножа.
— А вот этого не надо, — сурово посмотрел на него нестарый еще воин. — Руку с ножа убрал! Мы, хоть из-за ран и уволены со службы, но тебя как малого ребенка затопчем. А если ты на стражника нож наставишь, то висеть тебе, почтенный, на кресте. А нам с того уже никакого прибытка. Ну что, добром пойдешь в суд?
— Добром, — выдохнул протрезвевший купец, который осознал, что дикие слухи, которые ходят про законы нового царя Кипра, не врут.
— Поехали в карты играть! — решительно сказала Феано и прикрикнула на нубийцев, которые вздохнули и вновь подняли носилки. Им идти обратно все те же десять стадий. Дом уважаемого купца находится почти что у самого акрополя. Такие богатые люди не селятся там, где день и ночь шумит простонародье.
— Так весело было! — заулыбалась Нефрет, слезы на щеках которой высохли совершенно. Она уже и думать забыла про своего непутевого мужа и его мудреные проблемы.
— Да, как всегда, — отмахнулась Феано. — Это же Гифия. Она этим ремеслом пятерых детей кормит, пока муж на весле горбатится. Ее весь порт знает, а стражники особенно. Отец у нее нищий рыбак, а она скоро лавку откроет и за стену переедет. Наш господин говорит, что Энгоми — город больших возможностей. Ну вот скажи, разве он не прав?
Сегодня я дал себе волю поспать. Сам не знаю, что на меня нашло. Всегда с рассветом поднимался, а тут провалялся чуть ли не до полудня. Видно, накопилась усталость. Шутка ли, объехать половину острова, пить до полуночи с деревенской знатью, выказывая им свое расположение, инспектировать медные рудники… Ну как рудники! Ямы и неглубокие штольни, которые начали прогрызать горы Троодоса. Все шахты наперечет, потому что мелкие я закрыл, оставив только крупные. Так удобней учет вести. За незаконную добычу — три года в той же шахте положено. У меня теперь отряд егерей по горам бегает, ловит любителей запустить ручонку в закрома родины.
Я потянулся, прогоняя остатки сна, и окинул взглядом свою спальню. Бедненько. Все никак руки не доходят собой заняться. Простой кирпич стен и крошечное окошко под потолком, откуда льются веселые потоки дневного света. Ремонта здесь не было, зато кровать стоит роскошная, сделанная по моему личному проекту. Из ливанского кедра, с резной спинкой и ножками в виде вставших на дыбы дельфинов. Вместо дурацкого переплетения кожаных ремней я приказал уложить доски, а на них — матрас, туго набитый конским волосом. Отличная штука, резко раздвинувшая горизонты семейной жизни.