— Заночевать бы, добрый человек, — Безымянный зашел в харчевню, выделяющуюся из всех добротностью отделки и смазливыми личиками рабынь-подавальщиц.
— Ночь два обола, — равнодушно ответил трактирщик, сонный, как полежавшая на берегу рыба. — Лепешка — обол. Кувшин вина — обол. Девка — обол. Что брать будешь? Если ничего не будешь, проваливай. У меня тут приличное место, а не ночлежка для босяков.
— Мне все! — решительно заявил Безымянный, бросив на стол фасолинку драхмы, сверкнувшую в заходящем солнышке серебряным бочком. — Только дарданского вина дай мне, почтенный. Я всякое дерьмо не пью. Обол оставишь себе за труды.
— Вот даже как? — неожиданно остро глянул на него трактирщик. — А бабу какую тебе прислать? У меня разные есть.
— С Кипра, — широко улыбнулся Безымянный, и собеседник понятливо склонил голову. Он услышал нужные слова.
— Я после заката к вам зайду, господин, — переменил он тон. — Днем тут людно. Я все расскажу в подробностях.
— Стены слишком тонкие, — покачал Безымянный головой. — На берегу поговорим. Туда лепешку и вино принесешь.
Никакой бабы у него в ту ночь не было. Безымянный и раньше не путал дела и женщин, а сейчас и подавно. Нужное он услышал и теперь раскладывал сказанное по полочкам памяти. Голова его работала четко, как царское войско на параде. Один фактик цеплялся за другой, выстраиваясь в длинную цепочку, в которой не должно остаться слабых звеньев. Он спланирует каждое слово и каждое действие, тем более что задача казалась трудной лишь на первый взгляд. Нет ничего проще, чем убить человека, обладающего дорогостоящими слабостями.
Пять дней он потратил на слежку, хорошо продумав каждый будущий шаг. И вот, тем самым утром он лежал на широкой тропе в десяти стадиях от лачуг Нижнего города и ждал. Он хорошо умел ждать, наверное, лучше всего на свете. Он распластался за кустами на каменистой земле, выбрав местечко поудобнее. Тут тропа делала пологий поворот, на несколько мгновений скрывая от спутников того, кто скачет впереди. А его цель именно поскачет. Богач из знатной семьи, он купил дорогущего коня и дарданское седло, недоступное простым смертным. И теперь наслаждался прогулками верхом, далеко обгоняя не таких состоятельных спутников.
Безымянный не слишком вникал в то, кого ему нужно убить и за что. Не его это ума дело. Его долг — приказ выполнять. Хотя этот вроде бы мутит воду в городе, подбивая Вилусу на бунт. И у него даже начало получаться. Вон, мелких царьков две когорты пехоты вразумлять прибыли. Троя, увидев лихо марширующие колонны крепких парней с железным оружием, притихла, как дети в грозу. Все скользкие разговоры теперь велись только шепотом, а любовь к ванаксу у здешних богатеев выросла многократно. Настолько, что они не уставали кричать о ней на всех углах. Простонародью на это ровным счетом было наплевать. Ему все равно, кому подати платить. Хоть царю Париаме, хоть зятю его. Так при зяте хотя бы войны нет. Он куда больше людям нравится, чем старый царь, что подвел свой народ под ахейские копья. Недобрым словом поминают теперь покойного Париаму. И вроде погиб старик с честью, да только что до этого простым рыбакам и горшечникам, в горниле войны потерявшим близких и последнее достояние.
Безымянный всем телом ощутил дрожь земли и напрягся. Он приложил ладонь и почуял дробный перестук копыт, украшенных железными подковами. Еще одна роскошь, недоступная абы кому. Безымянный привстал, размял ноги и наклонился пару раз, разгоняя по жилам кровь. Тут его никто не увидит, а промахнуться нельзя, попытка будет всего одна. Он залез в свою котомку и достал оттуда три деревянных шара, соединенных тонкой льняной веревкой. Он хорошо научился работать с этим немудреным оружием. Смешная штука, несерьезная какая-то, но жутко действенная. А сегодня она и вовсе подходит лучше всех других. Ее Безымянный и выбрал после тщательных размышлений.