Из-за поворота выскочил всадник, прильнувший к конской гриве. Цель любила на этом отрезке пустить коня в галоп, наслаждаясь скоростью и бьющим в лицо ветром. Здесь широко, и даже если встретится повозка, разойтись с ней очень легко. Безымянный всмотрелся в лицо всадника. Он! Это он! Нет в этом ни малейших сомнений. Жрец выскочил на тропу, едва лишь конская морда пронеслась мимо, и метнул шары на веревке, спутав задние ноги дорогущего жеребца. Коня бросило в сторону, и он завалился набок, придавив всадника всей своей тяжестью.
Безымянный спешно бросился к нему, держа в руке увесистый камень с острыми углами. Он давно его приготовил. У него будет около минуты. Госпожа дала ему с собой странную стекляшку, наполненную песком, и жрец богини мщения не на шутку проникся величием своего нового знания. Он ведь раньше и не думал, что время можно измерить, как будто это амфора ячменя. Полезная штука в его деле.
— Эй ты, голодранец, помоги! — услышал он сдавленный голос. — Я тебе обол дам.
Безымянный приблизился на зов, и жертва, видимо, что-то такое прочитала в его глазах. Богач побледнел и раскрыл было рот, чтобы закричать, но удар ноги бросил его голову на камни. Безымянный потрогал его шею, уловив едва заметную ниточку пульса, поморщился недовольно, а потом подложил под висок принесенный булыжник и с силой ударил об него голову всадника. Осталось немного: срезать веревку с конских ног и скрыться в кустах. Кривой, необыкновенно острый нож висит на его поясе. Он любовно наточен за долгие часы ожидания. У Безымянного есть еще примерно сорок секунд, а потом из-за поворота покажутся слуги. Он должен успеть…
— Вот как-то так все и вышло, государь, — развела руками Кассандра. — Антенор прислал голубя. Пишет, что вся знать пришла в смятение. Люди усматривают в происходящем кару богов. Бато ведь присягу на жертвеннике Посейдона давал. Антенор в произошедшем тоже кару высших сил усмотрел, и изо всех сил этот слух поддерживает. А ведь я его в наши замыслы не посвящала.
И тут моя свояченица улыбнулась, показав милые ямочки на щеках.
— Кстати! — вскинулась Кассандра. — Скажи мне, государь, а почему ты все побережье не хочешь завоевать? От Трои до Милаванды — только мелкие княжества. Царства Сеха и Мира тоже ведь рассыпались на куски. Ты все их заберешь за пару лет.
— Даром не нужны! — отмахнулся я. — Сначала завоевать, потом удержать, потом защищать… Нет, сестрица, этот груз мне не унести. Я беру только то, что полезно для торговли, и не больше. Трои и Милаванды мне за глаза.
— Хм, — задумалась Кассандра. — Не могу я тебя понять. Братец Гектор уж точно воевал бы без передышки, с таким-то войском…
— Кстати, а что там наша Феано делает? — внезапно вспомнил я. — Я ее только за обедом и вижу.
— Учится, наряжается, по полдня сидит в своей новой ванной и бывшую царицу по щекам колотит, — без запинки оттарабанила Кассандра. — Очень наша девочка это дело любит, по щекам служанок бить. А тут целая царица. Кстати, две ее дочери теперь у меня в храме служат. Слишком красивые оказались. Феано их продала тайком, побоялась, что ты их себе оставишь.
— Вот ведь дура, — недовольно поморщился я. — А вроде бы умная. Давай-ка мы ее проверим. Если она глупость сделает, я лучше за фараона кого-нибудь из твоих племянниц выдам. Феано с такими замашками в Пер-Рамзесе больше вреда принесет, чем пользы.
— Провокация? — загорелась Кассандра, которая жутко любила всякие заковыристые задачки, щекочущие ее острый ум. Сдобными плюшками не корми, дай с людьми поиграть.
— Она самая, — хмыкнул я, едва подавив невольный смешок. — Слушай…
Глава 10
Феано придирчиво разглядывала себя в бронзовое зеркало, с неудовольствием отметив крошечный, едва заметный прыщик на нежной, изрядно побледневшей коже. Она давно уже не показывалась под солнцем иначе как в вуали или под зонтом, новой причудой богатеев Энгоми. Сложная прическа смиряла теперь буйную гриву смоляных волос, которые, искупанные в ароматных травах и маслах, лежали сейчас на спине, спускаясь ниже поясницы. Рабыня методично водила гребнем, стараясь не дернуть даже локона. Госпожа гневаться будет, ведь ее волосы — предмет зависти всего бабья Энгоми.
А вот для кого это все? — проскочила вдруг в голове Феано тоскливая мысль. — Для чего я живу? Наряжаюсь сама для себя. Господину моему я больше не мила, а на других мужиков мне и посмотреть нельзя. Живу как уродливая вдова на необитаемом островке. Даже приласкать меня некому. Так и увяну, ненужная никому.