И вроде бы не от кого таиться, а говорит наварх почти шепотом. Голос по воде далеко разносится. Мало ли чего. Вдруг кто по нужде вышел. Всполошит еще стражу.
Рукотворная сидонская гавань — это глубокий залив, отрезанный от моря широкой и длинной земляной насыпью. Он разделен на две части: военную и торговую. Оттого-то выход из гавани неширок, всего шагов в сто. Как раз чтобы два корабля спокойно разошлись. А больше и не нужно. Незачем подпускать к причалам разбушевавшуюся волну. Много горя она тогда принесет. Смоет в море корабли, испортит товар на складах, а особенно пострадают красильни, которые расположены прямо в порту. Здесь добывают из раковин бесценный пурпур.
А еще вход в гавань охраняется каменными башнями. Не только гнева моря опасаются сидоняне, но и людей, которые бывают порой хуже любой бури. Высокие каменные зубья тянутся к пронзительно-черному небу, омываемые лишь холодным светом месяца. Прямо за ними — порты, забитые кораблями, но туда еще нужно попасть. Хитрые сидонцы, наученные горьким опытом, давно уже перегораживают вход в гавань плотами из стволов деревьев. Их убирают, как только восходит солнце. И об этом Кноссо знает тоже.
— Поближе к военной гавани подходим подходим, и табань, — негромко скомандовал он помощнику, а потом повернулся к стрелкам. — Баллиста готова?
— Готова, господин, — приложил руку к сердцу командир расчета, носивший гордое звание баллистофорос. Еще неделю назад он командовал камнеметом и звался катапельтофоросом, но теперь их пятерку перевели во флот.
— Не промахнешься? — спросил Кноссо для порядка, и крепыш с короткой воинской бородкой только хмыкнул. Даже отсюда видно, что кораблей в порту стоит великое множество. Сидонцы ночуют под навесами, укрытые от солнца и морской воды, а вот гости стоят у причалов. Их просушат и просмолят потом, после войны, которая обещает стать молниеносной. Объединенный флот ханаанских царей вчетверо превышает флот ванакса Энея. У них корабли хуже, но их больше. Размер тоже имеет значение, а потому все были уверены, что они раздавят зарвавшегося дарданца. Ну, или кто там сейчас за него правит…
— Жаровню готовь! — скомандовал наварх.
— Заметили нас, господин, — кормчий показал на башню, которая зашумела, замелькала суетливыми огоньками факелов.
— Это уже неважно, — усмехнулся Кноссо, который поставил корабль поперек выхода из бухты, прямо у заграждений из плотов. — Зажигай фитиль! Бей!
Глухой деревянный стук, с которым плечи лука ударились о станину, отозвался в его сердце сладостной музыкой. Она была даже лучше, чем та, что играют музыканты у храма Великой матери в седьмой день недели. Нет ничего приятней для уха воина, чем вопли его врага. Тяжелый глиняный шар полетел вдаль по пологой дуге, прочертив ее в темноте ночи огненным хвостом своего фитиля. Шар ударился о дерево где-то далеко, в трех сотнях шагов, и его расплескало веселыми огненными брызгами. И впрямь, тяжело промахнуться там, где корабли стоят как воины в строю, плечом к плечу.
— Лучников держите! — заорал Кноссо, когда прямо у его ног в палубу вонзилась стрела.
Его либурна стоит прямо между башен, и до каждой из них всего-то полсотни шагов. Корабль — хорошая цель, и гребцы укрылись щитами сами и укрыли расчет баллисты. Звон то одной тетивы, то другой нарушал тишину ночи, понемногу разгоравшейся злым пожаром. Лучника на башне сложно достать, но зато можно заставить его поостеречься, пока матерящиеся крепкие парни спешно крутят ворот баллисты.
— Чего смотришь? — рявкнул Кноссо, видя, как к башням по берегу бежит подкрепление. Их совсем скоро зальют ливнем стрел.
— В другой конец порта бей!
Еще один шар описал дугу и упал на палубу биремы, залив ее лужей жидкого огня. А потом еще один. А потом еще…
Сидон проснулся, и в порт уже бежали люди, кто с оружием, кто с ведром, а кто и с мокрыми кожами. Ими будут пытаться сбить пламя, которое разгоралось все больше, перекидываясь на соседние корабли.
— Две штуки оставь! — скомандовал Кноссо, когда увидел, что полтора десятка драгоценных шаров подошли к концу. — Уголь!
Гребцы, укрывавшие щитами тлеющую жаровню, разошлись, и один из воинов передал горячий горшок, спешно замазанный сырой глиной. Он тоже идеально круглый, иначе ему не долететь до цели.
— Бей! — заорал Кноссо, со злостью отметив три неприятных факта.
Первый. Стрелы с башен летели все гуще, ранив нескольких из его людей. Второе. Весь флот ему не спалить, как ни старайся. А ведь и ветер на их стороне, и с каждым новым его порывом пламя жадно вцепляется в кедр корабельных бортов. Но кораблей и людей в порту все равно слишком много. Горшки с углем прибавят сидонцам веселья, но разве можно сравнить какой-то уголь и ту жуткую смесь, что сварил колдун из Вавилона.