И, наконец, факт третий. Ограждение из бревен уже растаскивают в стороны, и прямо к ним плывет бирема, набирая ход с каждым взмахом весел. Звук флейты разнесся над водой, ускоряя корабль все сильнее и сильнее. Еще несколько кораблей выйдут вслед за ним, это вопрос считаных минут.
— Огненное зелье заряжай, — рявкнул Кноссо. — Бить по моей команде.
Финикийская бирема набирает ход, прорезая бронзовым носом озерную гладь морской бухты. Там почти нет волн, а потому лишь удары весел колышут ее густые чернильные воды, разнося в стороны мелкую рябь.
— Бей! — заорал Кноссо, когда финикийский корабль дошел до самого выхода из гавани.
Глухой деревянный стук, и глиняный шар, выпущенный с пятидесяти шагов, залил огненными брызгами и корабль, и людей. Заорал какой-то бедолага, борода и волосы которого вспыхнули, как костер. Забегали гребцы, бросившие весла. Они достали парус и попытались окунуть его в воду. Им нужно сбить проклятое пламя, да только сложно это. Это ведь не привычный уголь, который медленно въедается в тугую плоть корабля. Это какая-то жуткая смесь, сваренная злым демоном. Она прилипает густыми тягучими каплями к борту, растекается по нему огненными дорожками и разгорается с такой силой, что погасить ее просто не успевают.
— Второй шар! — скрепя сердце скомандовал Кноссо, видя, что сидонцы огонь кое-как сбили.
Громкий стук огромного лука и глухой звон глиняной скорлупы. Второй пожар гребцы потушить уже не смогли. Или же осознание того, что шаров таких у врага бесконечное множество, лишило их воли. Бирема занялась прямо по центру фарватера, а гребцы и воины, обезумевшие от ужаса, начали прыгать в воду. Тут ведь до берега рукой подать.
— Ждем! — скомандовал Кноссо, когда они отошли от сидонского волнолома на полтысячи шагов. Стрелы сюда не добивают, так почему бы не полюбоваться, как освещает рассветную полутьму костер стоимостью в талант серебра.
— Красиво горит, господин, — сказал баллистофорос. — Жаль, больше огненного зелья нет. Я, когда увидел, как у того бедолаги борода вспыхнула, хвалу богам вознес. Я ведь, когда господин нам приказал бороды коротко постричь, и не понял сначала, зачем. Ругал его почем зря. Как домой придем, жертвы благодарственные принесу.
— Малый ход! — скомандовал Кноссо, и либурна лениво заскользила по волнам, подчиняясь мерному ритму барабана.
— Тараном его взять хотите, господин? — спросил кормчий, показывая на еще одну бирему, которая с трудом прошла между берегом и горящим судном.
— Надо корабль испытать, — кивнул Кноссо. — Государь сказал, что при таране отойти можно будет гораздо быстрее. Кораблик этот легкий. Да и уйти, я думаю, сможем. С такими-то веслами.
— Да, весла хороши, — одобрительно кивнул кормчий. — Никогда еще не видел, чтобы по двое на гребной скамье сидели. Как удирать будем, проверим, как наш кораблик разгонится.
— Перипл! — скомандовал Кноссо, когда финикиец, набирая ход, устремился к ним. Пронзительные звуки флейты, которой ханаанеи задавали ритм, приближался к нему с каждым ударом сердца.
Либурна сорвалась с места и заложила широкую дугу. Перипл — это обход вражеского корабля и удар в корму или борт. И чем более маневренный корабль, тем больше у него шансов на успех. Немалого мастерства требует такой обход. Чуть ошибся, и догоняют уже тебя.
— Ух ты! — захохотал Кноссо, видя, как сидонцы тщетно пытаются развернуть свою бирему. Они из последних сил рвут жилы, да только положение их с каждым ударом весел становится все хуже и хуже. У них ведь и опыта куда меньше. Тяжелый корабль, на который не пожалели драгоценного кедра, не успевал сделать ничего. Если повернет вправо — подставит беззащитный борт, если влево — корму. Господин корабля, такой титул носит капитан у финикийцев. Раб хаони, если называть его на языке ханаанеев. Здесь он оказался человеком знающим, а потому выбрал второй вариант, ведь так у них оставался неплохой шанс уйти. Впрочем, его надежды оказались тщетны. Либурна, которая была легче, имела в полтора раза больше гребцов. Она играючи догнала сидонца и клюнула его сзади тупым бронзовым носом, с хрустом раздвинув доски кормы.
— Морской бог! — Кноссо заплясал по палубе, не стесняясь гребцов. — Прости, что я тогда в Талаве в воду помочился! Я тебе лучшую овцу в жертву принесу! Э-э-э… Когда жалование выплатят! Я тут малость поиздержался.
Он покачнулся и чуть было не упал, ведь либурна, подчиняясь движению весел, отскочила от сраженного ей врага с немыслимой быстротой. Кноссо схватился за борт, с трудом сохранив равновесие. Серьезность вернулась к нему, ведь та бирема, что сожгли на выходе из бухты, уже догорала, а на морской простор вышло сразу пять кораблей, рассыпавшихся хищной дугой.