Чтобы не угробить пациента и осрамить себя Егор после безуспешного лечения, особенно когда не знал даже предположительно с какой стороны подступиться, отправлял его в сельскую больницу к терапевту. По причине естественной старости умирали лишь древние старики, чье здоровье и сила жизни «закалялись» в довоенные годы, после разрухи второй мировой войны.
Выжившие тогда еще могли сопротивляться теперь. Чаще всего умирали ворошиловцы от пьянства – травились самопалом, тонули, будучи под градусом, попадали в аварии и несчастные случаи в нетрезвом состоянии, устраивали пьяные разборки с поножовщиной и летальными исходами.
На втором месте шли гематологические заболевания: лейкозы, лимфогранулематозы, лимфосаркомы и прочие смертельные длинные названия. От них в мир иной уходила половина всех умерших. На третьем месте находились заболевания легких, они убивали почти всех работников щебеночного карьера еще до того, как те достигали пенсионного возраста. Четвертое почетное место занимала онкология, от злокачественных опухолей умирали все остальные, кто не попал в первые три категории.
Пациенты что-то не шли сегодня, обычно уже с утра старики наведывались со своими «букетами болезней», как выражался Егор. Первый клиент появился уже почти к одиннадцати. Это была древняя бабка Данилиха, ей давно перевалило за девяносто, собственное имя её не помнили и звали по мужу, умершему еще при Хрущеве. Бабка была еще в своем уме, ходила на ногах, имела еще два десятка зубов, курила, отменно материлась и одна вела довольно большое хозяйство.
– Ты чего, Данилиха? – спросил Егор бабку, впервые переступившую порог ФАПа.
– Да вот кошка, стервоза такая, ни с того ни с сего взбесилась, - выругалась старуха, – Впилась зубищами прямо в ногу, сучка разэтакая…
– А, может, ей мужика, в смысле, кота надо? – захихикал лекарь.
– Да она, проститутка старая, мне ровесница! - возмутилась Данилиха, - Какой еще кот! Утром вышла в сени, гляжу: два желтых глазища, я и не поняла сначала, что это такое, а потом кошка, мать ее так, заверещала и в ногу вцепилась.
Егор, подавляя приступы накатывающегося изнутри смеха, спросил:
– Кошка от бешенства привита?
– Чегось? – не расслышала и не поняла бабка.
Ветеринар махнул рукой:
– В сельскую больницу тебе ее надо.
Данилиха подозрительно глянула на врачевателя:
– Это еще зачем?
– Уколы от бешенства делать.
Бабка сморщила и без того дрябло-морщинистое лицо:
– Я в жизни по больницам не шлялась, даже детишков в поле, лесу и дома рожала. Неча мне таперича свою задницу оголять.
– Так ведь если кошка бешенная, ты тоже заразишься и через неделю помрешь, - зевая, сообщил Катасонов.
Данилиха опять махнула рукой:
– Ну и х… с ним, мне ить зимой девяносто один исполнится. Я свое отжила, мне в гроб ложиться не страшно.
– Как хочешь, - обрадовался лекарь, - А то гляди всего семь уколов, ну и не пить во время лечения.
– Вот еще, - зашипела старуха, - Я без своей наливочки и дня не протяну. Ты лучше мне ногу перевяжи, да и пойду я.
Едва Данилиха ушла, на пороге появился дед Степан. Ветеринар приветствовал его вопросом:
– Опять геморрой одолел?
– Не-а-а, - прошамкал беззубым ртом дед, - Альма моя, сучья дочь, взбесилась!
Егор обрадовано хлопнул в ладоши:
– Я ее усыплю, а с тебя стакан первача.
Степан закачал головой:
– Да я ее уже топором укокошил. Она с утра взбесилась: кошку и двух курей разодрала в клочья, на старуху мою кинулась, та ухватом печным насилу отбилась, меня за задницу куснула. Не узнал я своей Альмы – шерсть дыбом, клыки оскалены, пена на пасти, глазища огнями желтыми сверкают.
– Бешенство, - авторитетно заявил Катасонов, - Теперь тебе только уколы помогут, у меня есть семь штук итальянские. Каждую ампулу по тридцатке отдаю.
– А без уколов никак? – скривился дед, подсчитав в уме всю сумму.
– Никак, - отрезал Егор, - А в больнице лечение дороже выйдет на сотню.
Степан покряхтел и кивнул:
– Ладно, начнем сегодня. Не хочется Богу душу отдавать в бешенстве.
Ворошиловка, отделение полиции, 12:07.
В деревне не было постоянного участкового – слишком население невелико, поэтому два-три раза в неделю он приезжал из райцентра. Апартаменты стража правопорядка представляли собой комнатенку в клубе с изолированным входом. Хоть и не положен был ворошиловцам по штату свой полицейский, как в соседних селах, но зато на их страже стоял не какой-нибудь забулдыга сержант, а целый старший лейтенант.
Бывший старший опер из отдела по розыску пропавших почти год был участковым в глухой сельской местности. Раскрутив последнее своё «оперское» дело, старший лейтенант Гончаленков вышел на криминальную верхушку, в которой заправляли свои же полковники и генералы из МВД.
Честному, а по понятиям начальства завравшемуся оперу, как водится, «обломали крылья на лету». Сначала отменили присвоение очередного звания, а затем и понизили в должности. Гончаленков, впрочем, не сдался, и скоро его подставили под ДТП со смертельным исходом.
Чтобы не угодить за решетку бывший старший опер на два года одел армейские сапоги в звании рядового в двадцать шесть лет. Пройдя круги «неуставщины» и «дедовщины» ВВ, а также, познав все тяготы семимесячной служебной командировки на Северный Кавказ, он вновь вернулся в структуру МВД. В звании восстановили, но из «большой игры» вышибли окончательно, определив в эту глухомань.
В деревне с населением двести шестьдесят три человека, где более половины жителей – это пенсионеры, дети, инвалиды, крайне редко происходило что-нибудь преступное. Четверо бывших заключенных, один из них досрочно освобожденный, один несовершеннолетний, состоящий на учете в детской комнате милиции за бродяжничество – вот и вся криминальная «элита».
За все время новой работы Гончаленков разобрал два десятка заявлений на почве «бытовухи» – в основном семейные скандалы на почве пьянки. Правда, было одно исчезновение, однако «пропавший» отыскался сам через две недели, которые провел у любовницы в соседнем селе, пока та его не выгнала. Имелся в «активе» участкового уполномоченного и один настоящий труп самоубийцы, что повесился опять-таки по пьяному делу.
Случалось, что воровали односельчане иногда друг у друга по «хозяйственной надобности» или уносили «плохо лежащее государственное имущество» с карьера. В таких случаях заявлений не писали – разбирались своими силами, били иногда по нетрезвости физиономии и тела, но и тут сор предпочитали из избы не выносить.
Сегодня старший лейтенант приехал по поводу заявления гражданки Коняевой об избиении ее сожителем. Все было ясно наперед: пьяный мужик избил свою бабу, та тоже была в изрядном подпитии. Ещё поорут два-три дня, может, и опять побои будут, а потом помирятся, вновь напьются и заберут «заяву».
Однако сигнал есть, и участковый обязан на него отреагировать. Выдохнув и, приняв безразличное выражение лица, Гончаленков постучал в ворота дома Коняевой. Никакого отзыва, видимо, его обитатели еще спали после ночной попойки.
Деревенское кладбище. 14:41.
Кто-то мечтал в детстве стать космонавтом, кто-то врачом или кинозвездой, новое поколение грезит о теплом местечке менеджера банкира или президента. А вот Николай Николаевич Бесплатников всю свою сорокалетнюю жизнь имел одну только страсть – кладбище и все, что с этим связано.
С раннего детства маленький Коля посещал все окрестные похороны, дневал и ночевал на старых и новых кладбищах, вызывая этим восхищение сверстников и даже более старших ребят. Обеспокоенные родители отвели Колю к психиатру, тот долго беседовал, обследовал, устраивал консилиумы, а потом выдал какой-то заумный диагноз с незнакомо-устрашающим словосочетанием «некрофильные тенденции».