Историко-философский ежегодник, 2002. М., 2003, с. 176–212. http://philos. nsu. ru/classics/gnosisHPHY2002. htm
Послание Евгноста и валентинианство
Элистер Х. Б. Логан
Анализ
Жан Дорессе, который первым сделал известным, перевел и прокомментировал "Послание Евгноста", или Евгноста Блаженного, в версии III Кодекса Наг Хаммади, доказал, что София Иисуса Христа, следующая за ним в III Кодексе, была зависима от Евгноста (1). Автор Софии как бы трансформировал Евгноста в диалог между Спасителем и его учениками, добавив свежий материал в конце в ответ на вопросы Марии. Но вдобавок к его различным литературным и доктринальным аргументам в поддержку этой гипотезы, Дорессе также обратил внимание на сходство преамбулы и сути Евгноста с теми же частями письма валентинианина Птолемея Флоре (2). Сходства эти, правда, не столь разительны, как хотелось бы думать Дорессе, однако он непреднамеренно действовал в верном направлении. Ганс-Мартин Шенке, попытавшийся переосмыслить тезис Дорессе и доказать первичность Софии, (3) пришел к еще более радикальному выводу. И хотя его аргументы были убедительно опровергнуты Мартином Краузе, чье утверждение о первичности Евгноста было в основных чертах принято (4), он также сравнил Евгноста как космогонический трактат с другим валентинианским посланием - с т. н. "доктринальным письмом", сохраненным у Епифания в Панарионе, XXXI 5f (5). Однако, не считая напоминания о том, что его следовало бы считать преимущественно поздним продуктом валентинианства, Шенке не пошел дальше. Но, как мы увидим далее, его гипотетическое сравнение было куда более плодотворным, чем сравнение Дорессе, хотя Дорессе вполне мог оказаться ближе к истине, постулируя первичность Евгноста по отношению к Софии.
Столь тщательный анализ открывает поразительное количество параллелей между Евгностом (и Софией) и доктринальным письмом, открытым, чтобы исчезнуть незамеченным, и поднимающим вопрос о том, какое именно из отношений имеет место: или Евгност и София - заимствования из предположительно позднего валентинианского письма, или, напротив, оно суть заимствование у них, а если так, то из какого именно текста? Если верна последняя гипотеза, она может окончательно подорвать конкурирующее мнение - о том, что Евгност является дохристианским трактатом. Если же, с другой стороны, доктринальное письмо - заимствование из Евгноста, то можно было бы предположить, что разделительные полосы между валентинианством и нехристианскими формами гностицизма были куда менее четкими, чем это предполагалось ранее. Потому целью данной статьи является оценка сходств этих текстов - оценка на основе Евгноста (и параллельных пассажей из Софии) как попытка ответа на вопрос о точном соотношении между этими текстами с целью установить, какой из текстов является заимствованием, а какой - источником заимствования.
Первым моментом сходства между Евгностом и валентинианским доктринальным письмом является, несомненно, эпистолярная форма обоих текстов, которая неприменима к Софии Иисуса Христа. Так, оба текста открываются общепринятым приветствием со стороны писателя (Евгноста) или субъекта (νους ακαταργητος) (7). Если бы доктринальное письмо было заимствовано, это уже предполагало бы, что его источником был Евгност в своей настоящей эпистолярной форме, а не в какой-то другой, которую Краузе полагал его изначальной формой - формой трактата (8), или же его формой христианизированного диалога, как в Софии Иисуса Христа. Далее, как предполагает содержание, что поскольку Евгност и София настаивают на том, что верховное существо - несказанно (9), то и доктринальное письмо содержит утверждение писателя, что он упоминает безымянные, несказанные и наднебесные сущности (10). Но продолжение выдает более близкую параллель, особенно в версии Евгноста из Кодекса V. Так, оно утверждает, что ни архонты и власти, ни подчиненные, ни какая-либо природа не знает его (верховное существо), кроме него самого (11), тогда как доктринальное письмо описывает несказанные тайны как неспособные быть задуманными ни архонтами, ни властями или подчиненными, ни какой-либо хаотичностью (συγχυσις), но открыты они только мысли (Эннойя) Неизменного (ατρεπτος) (12). Версии Евгноста и Софии из Кодекса III скрывают тот факт, что эти сущности множественны и добавлены "от основания Космоса" ко "всякой природе" (13), тогда как версия Софии из Берлинского Папируса (BG8502) в общих чертах соотносится с версией из Кодекса III Наг Хаммади, однако добавляет "силу" к списку вовлеченных сущностей (14). Тот факт, что в доктринальном письме Мысль (Эннойя) Неизменного присутствует как получатель откровения, или как познающая, но не как само верховное существо, как в Евгносте и в Софии, обязан своим существованием конкретной теологической схеме первого, отводящего Мысли / Эннойе главную роль (15).