В то время, как я думал об этом в сердце моём, небеса раскрылись, и всё творение, что ниже неба, осветилось, и весь мир содрогнулся. Я испугался и пал ниц, когда увидел в свете юношу, который стоял предо мною. Но когда я смотрел на него, он стал подобным старцу. И он изменял свой облик, став как дитя в то же время предо мною. Он был единством многих форм в свете, и формы открывались одна в другой. Будучи одним, почему он был в трёх формах? (русский перевод М. К. Трофимовой).
Это сильно отличающаяся от Берлинского кодекса и, несомненно, первоначальная версия. Берлинский текст, не упоминающий о ребёнке, содержит лакуну и испорчен в этом месте. Таким образом, Петерсон не мог знать текст, подтверждающий его замечательную догадку.
Анри-Шарль Пюэш, который также был знаком с предварительным сообщением Шмидта, в то время ещё не известным никому, находился в значительно более выгодном положении, чем Петерсон, когда писал об Эоне в Апокрифе Иоанна, поскольку имел в своём распоряжении издания Гиверсена и Краузе. Он писал с огромной эрудицией и ясностью[6]. Как параллель к тройственному явлению Христа он добавляет отрывок из Фотия, согласно которому Иисус является Своим ученикам как νέος, πρεσβύτης, παις[7].
Возможно, Фотий ссылается на утраченные части апокрифических Деяний, но это же представление сохранилось в Деяниях Иоанна, 88 и 89, где Иоанн рассказывает, что Иакову Христос явил Себя как ребёнок, тогда как Иоанну Он явился, как прекрасный человек с веселым выражением лица и вновь, как старец с лысой головой, но пышной бородой.
Более того, Пюэш обсуждает параллель уже упоминавшихся Деяний Петра и Vita Abencii, стр.22, где три группы старух, или три старухи, видят Христа, соответственно, как старца, юношу и мальчика. Более интересно Мученичество Петра и Павла[8]. Там говорится, что это Симон Маг менял облик и возраст, превращаясь в ребёнка, юношу, старца. Это же понимание вечности подразумевается выражением Έστώς, στάς, στησόμενος, примененным к Симону. Это позволяет предположить, что подобные взгляды были присущи не только христианам.
Эти превращения могли считаться выражением необычайной силы и приспособлением к различному уровню духовных возможностей зрителей. С другой стороны, ясно, что эта христология представлена по образу Эона, в котором прошлое настоящее и будущее сосуществуют одновременно. Иисус здесь является персонификацией Эона (моденский рельеф Фанеса = Эона показывает нам, что в то время изображение этого вечного бога в виде красивого человека около тридцати лет было достаточно распространённым. – Ж. Киспель)
Пюэш цитирует несколько христианских текстов, включая Марко Поло, который сообщает нам более или менее ясно, как три короля с Востока, пришедшие в Вифлеем поклониться Христу, увидели новорожденного Царя соответственно своему возрасту – как маленького ребенка, тридцатилетнего мужчину и пожилого человека. Источником этой легенды представляется Diegesis (сообщение) о "вещах, случившихся" в Персии, написанное во второй половине V столетия в Западной Сирии.
Этот материал стремится показать, что отрывок из вступления к Апокрифу Иоанна, связанный с многоoбразностью Христа, отражает хорошо известное христианское представление, широко распространённое во II веке и даже, возможно, связанное с богословием Татиана. Это подтверждает общее мнение исследователей, согласно которому вступление было добавлено позднее к уже существующему произведению и имеет мало общего с основным содержанием нехристианского по своему происхождению мифа. Именно поэтому мы находим во вступлении иудейское замечание, которое также отмечено в другом христианском тексте. Фарисей Ариманий обвиняет Иисуса в том, что Он отвратил Своих учеников "от преданий их отцов" (типично иудейское выражение). Точно также иудейский первосвященник Аниан в Деяниях Филиппа, в той или иной степени мессалианских (19 (14), Lipsius II, 2, 10), спрашивает: "Ведь ты не думаешь отвратить нас от преданий наших отцов?" Как отметил Уоррен Дж. Блэкстон, то, что мы видим, это выводы из общей традиции, в которой классическое иудейское противостояние христианству выражено утверждением, что Иисус пытался отвратить иудеев от преданий их отцов[9].
II
Этот вклад Петерсона и Пюэша очень важен, поскольку они привлекают наше внимание к связи Апокрифа Иоанна с понятием Эона. Чего они не смогли увидеть, да и не могли увидеть в то время из-за сложного состава текста, так это того, что представления о демиурге в Апокрифе, принадлежащие к самой сердцевине мифа, также должны быть связаны с представлениями об Эоне, распространёнными в эллинистические времена.