Михаил – хозяин нашей Вселенной. Он проявляет себя в различных формах, так же, как личность проявляет себя в своих трудах и своих детях. (ТМ, 6:203)
Необычно для Штокхаузена здесь то, что эти основополагающие идеи имеют вполне определённый и современный источник – Книгу Урантии.4 Михаэль Куртц рассказывает, как композитор был ознакомлен с Урантией одним нью-йоркским хиппи в 1971 году и как он убедил своих студентов изучать её, в то время как сам он использовал некоторые её идеи в своём Inori в 1974 году.5 Урантия – это текст из примерно двух тысяч страниц, составленный в 1934-35 годах посредством медиумической деятельности Вильфрида Келлога (ум. в 1956), чикагского бизнесмена и члена семьи молотильщиков зерна Келлогов. В трансе он изрекал послания, каждое из которых было отмечено ангельским знаком; они были "спущены вниз" и отредактированы доктором Уильямом Сэдлером, психиатром и священником Адвентистов Седьмого Дня6. Доктрины Урантии последовательно связаны с адвентизмом – движением, начавшимся в 1844 году с апокалипсисов Эллен Уайт. Но апокалипсисы Келлога-Сэдлора идут много дальше, представляя собою вначале панораму космической и человеческой истории, а затем – погодичный отчёт о жизни Иисуса.
Штокхаузен, всегда независимо мысливший, не стал раболепно приспосабливаться к доктринам Урантии, однако его восхищение этой книгой привело к тому, что ряд её идей оказались включёнными в Donnerstag. В акте первом ("Юность Михаила") имя ХРИСТОС МИХАЭЛЬ встречается дважды, выделяясь в либретто заглавными буквами.7 Тождество Христа и Михаила – одна из основных доктрин Урантии, как и первоначального адвентизма. В Акте втором Donnerstag'а ("Третье Испытание") Урий называет Михаила "Михаилом Небадона".8 Урантия часто использует эти понятия, утверждая: "Иногда мы обращаемся к господину Твоей Вселенной Небандону как к Христу Михаэлю"9. Земля в Урантии названа Сатания; в Donnerstag'е, Акте третьем, Михаил говорит Люциферу: "Ты всю Сатанию соблазнил своей лжесвободой".10 Вскоре после этого он обращается к Люциферу, господствовавшему над "607-ю населёнными мирами",11 в то время как его источник утверждает, что эта земля (чьё имя и есть Урантия) является "606-м миром в этой локальной системе, в котором длинный эволюционный жизненный процесс достиг своей кульминации с появлением человеческих существ".12 Слова Михаила: "Ты был ужасом двести тысяч лет"13 согласуются с датировкой восстания Люцифера в Урантии.14 Что касается самого Михаила, то, согласно Урантии, он – один из "Сынов Творца", который должен появиться на каждом из семи уровней бытия перед тем, как он сможет стать творцом, или властителем, своей собственной Вселенной. Инкарнация его в качестве человека – седьмая и последняя в этой серии инкарнаций, после которой он вернётся и воссядет "по правую руку Отца"15; мы, собственно, и видим возвращение Михаила в третьем акте Donnerstag'а. В конце концов, эмблема Михаила из трёх концентрических небесно-голубых кругов, выделяющихся в постановке и дизайне Donnerstag'а, берётся непосредственно из Книги Урантии, где она появляется (как зарегистрированная торговая марка!) на заглавной странице.
Урантия, как и большинство подобных священных текстов, наибольшее предпочтение отдаёт своей собственной религии, наделяя иудео-христианскую традицию важностью, намного превосходящей важность любой другой. Штокхаузен же не столь церковен. Хоры в "Возвращении Михаила домой" приветствуют Михаила как "Сына Божьего, Духа-Хранителя Человечества, Света, Гермеса-Христа, Тора-Донара". В более позднем интервью Штокхаузен говорит:
Этот Михаил вскоре распознаётся как эманация Михаила, известного с древнейших времён, который в германских языках зовётся Донаром, или Тором, египтянами – Тотом, Гермесом – греками, Юпитером – римлянами… В древнейшей традиции, которая восходит к индийской, Михаил является Митрой, а среди евреев он – дух-хранитель целого народа, подобно тому, как он – фольклорный святой германцев16.
На этих словах мы оставляем влияние Книги Урантии на Штокхаузена и приступаем к рассмотрению его мифов в более широком контексте. Для академического мифолога его синкретизм может иметь свои недостатки. Но Штокхаузен, подобно всем великим творцам, в большей степени, нежели мифолог или комментатор мифов, сам – мифотворец, собственноручно создающий мифы. Фигура его Михаила – это, прежде всего, фигура демиурга, или некоего вспомогательного творца, ответственного за создание одной Вселенной посреди мириадов других. Во-вторых, он является аватаром, или божественной инкарнацией, добровольно принявшей человеческое рождение для того, чтобы преподнести Земле определённые дары, в данном случае через музыку. В-третьих, он – неполное существо, которому нужно открыть для себя, что такое человеческая жизнь. Инкарнация – цель и для него, и для Земли. Речь Михаила, завершающая оперу, охватывает всё это в нескольких словах: