В этих смелых концепциях опасен был только элемент нестабильности, который они вносили в традиционное учение, опираясь на свободное рассуждение над текстом Писания. Уже в Х столетии Козьма Пресвитер указывал на изменчивость богомильского учения, и о ней следует помнить, как о единственном неизменном элементе всех дуалистических доктрин. Мы уже видели, что изменениям были подвержены взгляды общины даже по таким вопросам, как происхождение зла и сотворение видимого мира; поиск решения этих вопросов не прекращался ни на минуту. Дуалистический миф претерпевал изменения не только в деталях, но даже в основных положениях, приближаясь к ортодоксальной традиции или отдаляясь от неё. Между верованиями разных групп возникали различия, заметные даже для противников катаров. Католические авторы не могли не отметить, что по сравнению с альбаненским учением о двух началах даже вера катаров Конкореццо и Баньоло в единого Бога не противоречила учению официальной церкви. Была, однако, граница, которой катарская мысль на своём пути к ортодоксальной доктрине преодолеть не могла. Даже в самых "умеренных" формах вера общины как на Западе, так и на Востоке оставалась абсолютно неприемлемой для господствующей церкви. Никакие изменения в структуре дуалистического мифа не могли затронуть его сердцевины, совершенно несовместимой с самой сущностью ортодоксальной догмы. Этой сердцевиной было отрицание материального мира, породившее ряд фундаментальных принципов, которых придерживались все группы внутри общины. Райнерио Саккони определил эти communes opinionis, создававшие между ними внутреннюю связь, достаточно чётко.
Все катары – люди чистой жизни – были едины в своём отказе от всего, что привязывает человека к его материальному телу. Они отвергали брак и не употребляли животных продуктов, поскольку те произошли ex coitu. В Западной Европе такое объяснение давалось с самых ранних дней и община не делала из него тайны. Были и более глубокие основания, проявлявшиеся только постепенно; они коренились в дуалистической метафизике. Петру Веронскому удалось дознаться о тайном учении, которое он описывал как "манихейское заблуждение": это было связано с несколькими женщинами, невесть откуда взявшимися на небе в момент решающей битвы между Сатаной и архангелом Михаилом. Будучи беременными, эти женщины не смогли вынести шума и колебания небес и уронили плоды своего чрева на землю. Из этих выкидышей развились все животные и птицы. Поскольку плоть животных – человеческого происхождения, её не следует употреблять в пищу. Источник мифологического объяснения происхождения животного мира, несомненно, манихейский, но оно было отсечено от своего первоначального контекста и неуклюже вставлено в катарский миф. Община могла получить представление о манихейской мифологии из литературы, поскольку сочинения блаженного Августина были широко известны, а среди них находились и антиманихейские работы. В столь причудливой мотивации нет ничего удивительного, особенно если мы вспомним, как далеко временами община позволяла простираться своему воображению.
Петру Веронскому было известно ещё более тайное учение катаров, связывавшее запрет мясной пищи с таинством метемпсихозиса. В своём долгом странствии к спасению душа проходит через множество тел, не только человеческих, но и животных, тех, которые "с кровью". Поэтому нельзя употреблять в пищу животных и птиц, но можно есть рыб, которые "рождены из воды".
Конечно, не все катарские церкви разделяли веру в трансмиграцию души. Это особое тайное учение могло развиться только в группе, верившей в два начала. И даже там оно было открыто только немногим посвящённым; если верить Петру Веронскому, с ним были знакомы лишь немногие из совершенных.
Существовала и другая, более простая причина не есть мяса, выражавшая центральное верование общины, но скрытая от остальных людей. Впервые на Западе мы слышим о ней от Экберта Шёнаусского, который говорит, что "эти еретики" верят, будто бы всякая плоть является творением дьявола, и поэтому нельзя есть мяса даже в крайней нужде. Первый писавший о катарах западный автор, Эвервин Штейнфельдский, заявил, что не может понять, почему община отвергает брак. Немецкий премонстрат был совершенно не знаком с мифом о сотворении первых мужчины и женщины, позднее отмеченным у катаров в Ломбардии. Этот миф ясно выражает идею, что opus carnale является заповедью дьявола, злого творца, надеющегося таким способом навсегда привязать душу к материальному телу. Эта идея уже была выражена в болгарской Тайной Книге, где дьявол с самого начала пытался возбудить похоть в мужчине и женщине. Не может быть ни малейших сомнений, что знание как о дьявольском происхождении брака, так и о запрете употребления мяса и других животных продуктов община принесла с Востока вместе с Тайной Книгой. Первоначально и вино было включено в список запретного, чего истинные христиане не должны были даже касаться. На Западе однако, мы видим, что катары были очень сдержанны в своём употреблении вина, но не отвергали его в принципе. С другой стороны, в Восточном мире община изначально подчёркивала своё неумолимо враждебное отношение к вину. Это отмечал в первой половине XIII столетия патриарх Герман II, а в сербском тексте того же периода о богомилах говорится, как о верящих, что "вино и женщины от дьявола".