История катаров убедительно показывает односторонность такого взгляда. Жизнеспособность общины и умение выдерживать самые бесчеловечные преследования происходили прежде всего из её нравственной силы. Преданные верные были твёрдо убеждены, что только их Церковь добрых христиан, добрых людей, могла привести к спасению. Это выражалось в обряде прошения, известном как melioramentum, совершавшемся верными не только при общении с совершенными, но и во многих других случаях среди самих верных, даже при встрече с одним из добрых людей. Общепринятая словесная формула повторялась трижды и сопровождалась земным поклоном. Бывшие свидетелями этого действа католики ошибочно видели в нём форму преклонения и обвиняли совершенных катаров в том, что те требуют поклонения себе, как святым. Сами катары, напротив, подчёркивали, что поклонение воздаётся не людям, но пребывающему в них Святому Духу. Melioramentum было символом глубочайшего упования верных – что они, грешные люди, в конце жизни смогут обрести добро, обещанное Богом всем добрым христианам. Через посредство совершенных они просили Бога защитить их от злой смерти и привести к благому концу, то есть в руки добрых христиан. Об идее злой смерти и благого конца см. определение Бернара Ги, 20: "Per malam mortem dant intelligere heretici mori in fide Ecclesie Romane; per bonum autem finem et per manus fidilium christianorum dant intelligere quod recipiantur in fine suo ad sectam et ordinem ipsorum, secundum ritum eorum; et hoc dicuntesse bonum finem". Боязнь злого конца, смерти без спасения души, была очень реальной в сердцах верных, даже тех, чья жизнь не была образцом благочестия. О Раймонде VI Тулузском сообщают, что, серьёзно заболев, он как можно быстрее помчался домой, поскольку по ту сторону Пиренеев, где он в тот момент находился, не было добрых людей, из чьих рук он мог принять consolamentum. В опасные времена, когда добрые люди не могли быть уверены, что успеют к постели умирающего, было установлено соглашение, необходимое в такие моменты; верный мог быть уверен, что ему не откажут в consolamentum на смертном одре, даже если болезнь или боевые раны лишат его способности говорить и ясной памяти. В последние дни Монсегюра эта convenensa приобрела трагическое значение.
Жизнь верных была преданной службой Церкви Божьей; у Церкви были материальные нужды, которые должны были удовлетворяться дарами и наследствами состоятельных членов общины или сборами среди верных и покровителей. Путешествия к далёким церквям-сёстрам, частые паломничества ultra montes и ultra mare, о которых упоминается в ранний период катарских церквей в Ломбардии, стоили огромных денег. Мы уже видели, что тяжёлые времена, наступившие для общины после введения новой системы инквизиции, неизбежно требовали разделения обязанностей среди верующих. Некоторым было дано исключительно важное задание заботиться о финансовых делах общины, находить и хранить деньги для Церкви, чтобы поддерживать её добрых людей и иногда даже спасать их жизнь. Бывало, что совершенным приходилось требовать должного. Они даже отказывались совершать consolamentum над наследниками, не желавшими отдавать деньги, оставленные по завещанию умершими родителями. Записи инквизиции упоминают о случае, когда община отказалась помогать одному из своих членов, попавшему в тюрьму, пока он не гарантировал, что возместит деньги, растраченные из её фондов. С жаром новообращённого Райнерио Саккони критикует своих бывших единоверцев за их постоянные поиски денег, но не отрицает, что репутация скряг у совершенных была следствием постоянно угрожавшей им опасности. Имущество людей, дававших им приют, могло быть конфисковано, а дом разрушен, и они не могли позволить себе так рисковать без гарантий серьёзной материальной компенсации.
Полемисты, как католики, так и вальденсы, обвиняли катаров в мздоимстве. Отчёты инквизиции говорят не только о вложениях в земельную собственность, но и о ростовщичестве, упоминают и о конторских книгах. Всё это предпринималось исключительно в интересах Церкви, и было нужно, чтобы сохранить само её существование во враждебном мире. Катары не стремились к личному обогащению. Ниже мы увидим, что только в Боснии, где патаренская церковь развивалась в исключительных условиях, отношение членов общины к земному богатству было не столь однозначным. На Западе совершенные последовательно проводили жизнь в апостольской нищете; настоящие верные так же бескорыстно служили Церкви добрых христиан и посвящали ей всю свою жизнь. Даже когда остатки Ecclesia Dei, беспомощные и беззащитные, были гонимы с места на место, мы видим маленькую группу, льнувшую к тем, кто был для неё носителями добра.
Конечно, внутренняя связь иных верных с катарской церковью была свободнее, хотя они помогали ей и ожидали, что она спасёт их души на пороге вечности, но основная их масса была движима глубоким религиозным чувством.