Видимо, спал он порядочно. Когда проснулся, в вагоне было уже темно, в открытую дверь виднелись звёзды, мерцавшие на чёрной завесе неба. Поезд стоял. В дверях появился огонёк фонаря.
— А ну, готовьте билеты, господа пассажиры!
Кондуктор укрепил фонарь над дверью, а сам шагнул в глубь вагона.
— Кто и куда едет?
— А мы, мил-человек, пензенские, едем до наших новосёлов на Аму-реку.
— Билеты давайте! Сколько вас?
— Дак, мил-человек, у нас ребятишек много. А мужиков и баб девять человек.
— Давай билеты! Так, А ребята большие?
— Ребята — ребята и есть. Всякие.
— На них билеты брали? Вот на этого. Ему, видать, лет двенадцать.
— Да он несмышлёныш. Дитё — дитё и есть. Зачем балет?
— Иди и купи, а то оштрафую. Да у вас билеты в Чарджуй, а поезд этот идёт до Асхабада. Там сойдёте и будете ждать ташкентского.
Переселенцы всполошились, а кондуктор стал проверять билеты у остальных пассажиров. Увидев Аристарха, спросил:
— Чего забился сюда? Есть вагоны посвободней.
— Да я чуть не опоздал, на ходу вскочил.
Кондуктор ушёл, пригрозив пензенцам:
— Не возьмёте билет на парня — оштрафую. А ну живо в кассу!
Пожилой мужик послушно поплёлся следом за кондуктором, но тут же вернулся назад и спокойно лёг на полку. Проворчал:
— Дал… Пущай, говорит, едет…
Дервиш тихо запел. Голос его был приятным и звучным. Узбеки одобрительно кивали головами, посмеивались.
— Что за песня, дервиш? — спросил Аристарх.
— Песня Аваза Отар-оглы… хорезмийский поэт наш.
— О чём она?
— Слушай. По-русски будет так:
Аристарх от души расхохотался:
— Да ты, дядя, нашенский. Куда едешь?
— В Кизыл-Арват.
— Вот и я туда. Поедем вместе, у меня дружок потерялся, от поезда отстал.
— Нет, не потерялся, он в последний вагон сел… Тот, который раньше носил чёрную бороду.
— Откуда ты знаешь?
— Дервиш всё должен знать. Теперь твой друг с босым лицом и голова без волос.
На остановке слез с полки и встревоженный побежал к последнему вагону — хотелось проверить слова дервиша.
Степанова, обритого наголо, встретил на путях. Рассказал ему о своих подозрениях. Тот рассмеялся:
— Дервиш Сулейман Ширази! Наш до кончика своего колпака. Вместе из Баку едем, везёт нелегалку.
Глава пятнадцатая
ВЕЧНЫЙ СКИТАЛЕЦ
Весна пришла вдруг. Апрельские дни стояли ясные, задумчивые. Клочья белых пушистых облаков плавали в ярком синем небе и, туманя горячее весеннее солнце, смягчали жар его лучей.
По тенистой Куйлюкской улице шёл Ронин. Два года разъезжал он по обширной Российской империи. И вот вокруг всё родное, близкое… И эта своеобразная природа, и люди, с которыми сроднился и которых горячо полюбил.
На Соборке он, несомненно, встретит старых соратников. Там всегда проводили часы отдыха Древницкий, Бетгер, Краузе и другие бывшие сослуживцы.
Из задумчивости Ронина вывел весёлый голос:
— Кого я вижу! Капитан Ронин!..
Ронин поднял глаза, перед ним стоял полковник Кверис. Всё такой же монументальный, загорелый, с пристальным взглядом строгих глаз.
— Привет пограничному орлу! Давно ли покинули своё горное гнездо?
— Третий день околачиваю пороги военных канцелярий. Не могу добиться приёма у Самсонова.
— Это вам не Ярым-паша. Теперь всё по церемониалу делается.
— Послушайте, Ронин, вы куда путь держите?
— На Соборку. Там все новости можно разом узнать.
— Идёмте вместе. Надо разведать ситуацию в областном правлении. Понимаете, более десяти лет безобразничает бек Дотхо на Памире, а с ним нянчатся.
— Послушайте, это вашу статью печатали два года назад?
— Мою. Кроме статьи, были жалобы населения. Бека обуздали, попал под мой контроль. Я его на радостях на тридцать суток под арест закатал. Думал, образумится… А вам и спасибо начальство не сказало?
— Какое спасибо! Вызвали и голову намылили…
— И всё же неймётся? Опять жалобу привезли?
Они вышли к скверу.
— А это что такое? — удивился Ронин, глядя на диковинные сооружения из дерева и камня. — Кафе-шантан, что ли, собираются открывать? Это же профанация.
— Ну что вы, какой кафе-шантан! Осенью большая сельскохозяйственная выставка намечена, возводят павильоны. Это единственно, что я сумел узнать полезного в канцеляриях.
— Выставка? Неплохо. Кто инициатор?
— Ну конечно же, неутомимый Иероним Иванович.
— Краузе? Действительно неутомимый организатор. За всё берётся. В горах золото искал, свинцовую руду…
Собеседники остановились на аллее сквера, любуясь открывшимся видом. Могучие шарообразные карагачи шатром раскинулись по обочинам широкой Кауфманской улицы, осеняя тротуар.
— Так и не досказали, что привело вас к ташкентскому начальству? — напомнил Ронин, когда вступили на аллею сквера.
— Проделки деспота Дотхо. Никак не уймётся. Разорил население трёх провинций. Рода два назад он изувечил четырёх человек. Двух пришлось послать на лечение в Ташкент, кузнеца и его подручного, мальчугана. Тогда же бек послал своих нукеров собрать налоги вперёд за третий год. В провинции Вахан народ избил нукеров и выгнал их.
— В глухих местах этим тиранам раздолье.
— Недавно его воспитанник ворвался в лачугу, где находились жена и дочь кузнеца, схватил девушку и утащил во дворец бека. Хотел сделать своей наложницей. Она сопротивлялась, и он убил её.
— В тюрьму засадить негодяя!
— Удрал в Афганистан. Я привёз сюда мать погибшей. Добиваюсь приёма у генерал-губернатора.
Беседуя, миновали здание мужской гимназии, перешли мостик через Чаули, поравнялись с большими витринами, за стёклами которых пестрели ткани.
— Ну вот и магазин Дорожнова — место свидания двух старых друзей. Э, а вон и Карл Богданович, подсядем к нему, — предложил Ронин.
— Я распрощаюсь с вами, надо спешить дело кончать.
Пожав капитану руку, Кверис пошёл дальше, а Ронин приветствовал Бетгера.
— Рад вас видеть в наших палестинах, — поднялся ему навстречу Карл Богданович. — Сейчас все соберутся. Мы встречаемся около семи часов.
Едва Ронин успел расположиться поудобнее, как появился Древницкий.
— Вечный скиталец! Как я рад! — воскликнул он взволнованно.
Ронин внимательно всматривался в смуглое красивое лицо друга. Вот он сиял шляпу, освежая голову. Тот же белый лоб с красивыми чёрными бровями, посеребрённые сединой усы, усталые, когда-то яркие карие глаза, морщины у рта, впалые щёки, густые волосы — серебро с чернью.
— Владимир, что с тобой? — грустно улыбнулся Ронин.
— Что ж… "Догорели огни, облетели цветы…" Так, кажется, сказал Надсон… А ты не стареешь…
— Почему? Вот и виски седые. Жизнь неумолимо идёт, не останавливается.
— Но зато и ты в движении. Где был? Что видел?
— Шагал по тернистым дорогам. По поручению редакции "Нивы" побывал в исторических местах Сибири.
— Каких именно?
— Проехал по следам декабристов. Был в Иркутске…
— Говори, Карл Богданович свой человек. С ним мы часто вспоминаем Серёжу.
Ронин достал из внутреннего кармана объёмистый конверт передал Древницкому:
— Хороший, душевный у тебя сын. Организатор замечательный. Сплотил ссыльных, ведут они работу среди населения. Да ты читай, не стесняйся. Мы с Карлом Богдановичем побеседуем.