— Четырнадцать человек безоговорочно признали себя виновными. Двадцать человек понимали, что это бунт и сочувствовали. Остальные отнекиваются. Говорят, ничего не знали…
— Не знали… Просто струхнули, — жёлчно заметил прокурор. — В охранное отделение давно поступали донесения о связи сапёров с рабочими железнодорожных мастерских. Натворили дел, а теперь трусят, подлецы! — При этих словах щека прокурора нервно задёргалась. Он недружелюбно посмотрел на следователя.
— Я старался быть объективным, — вспылил штабс-капитан.
Самсонов выдвинул ящик, достал листовку, протянул следователю:
— Прочтите вслух.
Штабс-капитан послушно поднёс листовку к глазам и громко прочёл:
"Долой суд палачей!
Товарищи солдаты! Суд идёт!
Суд лютый, страшный суд, каждое слово которого — обман… Этот суд несёт жестокую казнь и кару нашим братьям, восставшим против насилия и тирании.
Только выбранное от всего народа правительство даст нам праведный суд. И перед тем великим народным судом предстанут царские судьи-палачи.
Так пусть же готовятся к нему палачи, которые теперь судят наших товарищей — борцов за правду и свободу.
Долой самодержавие! Долой произвол!"
Ещё будучи кадетом, штабс-капитан славился своими декламаторскими способностями. Он выступал на вечерах, потрясая слушателей чтением "Сакия-Муни". Надо признаться, что голос у него был звучный. Не вникая в смысл листовки, он читал с подъёмом и так выразительно, что генерал-судья в ужасе таращил глаза, прокурор поёживался, а Самсонов из-под опущенных век следил за выражением лица декламатора. Провозгласив; "Долой само…", штабс-капитан поперхнулся. Потом убитым голосом прошепелявил: "Долой произвол". Самсонов усмехнулся и пододвинул к нему расшифрованную телеграмму. Но теперь следователь из предосторожности сначала пробежал глазами по написанному, а уже потом с выражением прочёл: "Резолюция его императорского величества на донесение о выступлении сапёров. "С виновниками бунта должно быть поступлено беспощадно!"
— Так вот, господа. Воля государя — закон, помните об этом и никаких объек-тив-ных настроений! — проскандировал начальник края.
В середине августа местные газеты скупо сообщили: "Четырнадцать человек сапёров приговорены к повешению. Приговор приведён в исполнение десятого числа. Остальные участники приговорены к каторжным работам на разные сроки".
В числе казнённых были Павел Волков, Бунин и Слободский. Их хорошо знали рабочие железнодорожных мастерских.
На Адмиралтейской набережной у самого парапета, сковывающего Неву, стоял Ронин. Он задумчиво смотрел на тяжёлые свинцовые волны реки, кое-где расцвеченные белыми лотосами пены. Длинная прорезиненная накидка с капюшоном защищала его от дождя и от холода. Гладко выбритое лицо осунулось, но глаза смотрели зорко и молодо.
С резким криком мелькнула в воздухе чайка, спустилась к воде и снова с добычей взмыла в серую муть неба.
Вчера вечером Ронин вернулся из Финляндии. По поручению революционного комитета он должен был получить литературу, переправленную из Парижа. Дело оказалось трудным. Последнее время охранка буквально рыскала всюду, и потребовалось немало хил и выдумки, чтобы сбить жандармов со следа. Опасность подстерегала на каждом шагу. Многих участников революционных кружков уже арестовали и выслали. Полиция пыталась нащупать нити, связывающие рабочие кружки с партийным центром за границей.
Перед самым возвращением Ронина из Финляндии полиция схватила трёх членов революционного комитета Путиловского завода. Такой удар мог быть нанесён лишь с помощью предателя. Требовались особая бдительность и осторожность в работе, проверка каждого человека. Чтобы сохранить боевые кадры, решено было на некоторое время отказаться от встреч с членами комитета.
Ронин получил указание месяца на четыре исчезнуть с поля зрения, найти постоянную должность, легализировать себя. "Пожалуй, надо ехать в Ташкент", — решил он.
Ронин остановился у Аничкова моста, украшенного четырьмя бронзовыми конями. Задумался.
Возле одной из статуй Ронин заметил человека. Облик его показался ему знакомым. Вгляделся. Под нарочито неряшливой одеждой угадал члена петербургского комитета Тихая.
Подошёл к пьедесталу, залюбовался конём. Казалось, каждый мускул трепещет под гладкой бронзовой кожей. Зашагал дальше, услышал тихий голос: "Заболел, не разговаривайте со мной. Шпики ходят по пятам…"
Ронин, не глядя, обронил:
— Еду в Ташкент.
— Разумно.
Ронин прошёл мост, повернул голову, чтобы ещё раз полюбоваться бронзовыми конями, и увидел, как Тихай шагал в противоположную сторону.
По дороге к гостиному двору встретил ещё одного путиловца. Тот небрежным жестом сдвинул кепку на лоб. Условный знак — надо побеседовать.
Ронин перешёл улицу и спустился в студенческую столовую, что помещалась в подвале.
Возле окна был свободный столик, покрытый закапанной скатертью. Ронин пробрался к нему, достал из портфеля большой лист белой бумаги, застлал им часть стола.
Соседи-студенты предупредили:
— Илюшку вчера арестовали, облава была.
— Обошлось спокойно?
— Какое там! Намяли бока трём шпикам. Нагрянула полиция. Человек пять взяли…
Ронин пошёл к окошечку за обедом. Когда вернулся, застал за своим столом путиловца. Тот внимательно изучал меню и что-то старательно царапал карандашом.
— Ага, самообслуживание… Придётся сходить…
Ронин прочёл между названиями блюд: "Завтра вечером доставлю на вокзал литературу".
Ронин сунул меню в карман и принялся за обед. К столу подбежал суетливый студент:
— Разрешите пристроиться к вашему столику?
— Садитесь.
Тот взъерошил свои пышные волосы, передёрнул широкими плечами и, сев за стол, положил перед собой свёрток. Развернув, достал два бутерброда и два пирожка, стал аппетитно, по-мальчишески, есть завтрак.
— Не верю я столовкам, — непринуждённо болтал он. — Лучше своё, холодное, но свежее.
Ронин ничего не ответил. Через голову студента стал наблюдать за путиловцем. Тот не вернулся на своё место, сел к другому столику и торопливо съел обед.
— Вы на каком факультете? — спросил Ронин своего нового соседа.
— На юридическом.
— Вы, должно быть, человек обеспеченный. Что заставляет вас посещать столовую?..
Студент поёжился.
— Привычка… Трудно, знаете ли, в одиночестве… Тянет к своим, к товарищам. Посидишь, поболтаешь…
— Что же, похвально, — скептически произнёс Ронин, вставая из-за стола. — Спасибо за компанию.
На другой день вечером, садясь в поезд, Ронин увидел путиловца:
— Я слышал, вы брали билет до Ташкента, — произнёс он тихо. — Не откажете захватить. Братан вас встретит на вокзале. Тут учебники…
— Если очень нужно, сделаю…
Как только поезд тронулся, в купе ввалился вчерашний весёлый студент.
— Фу-у! Чуть не опоздал. Разрешите! — Он сел напротив и внимательно посмотрел на Ронина. — Послушайте, сосед, а я вас где-то видел…
Ронин не выразил никакого желания разговаривать с навязчивым молодым человеком. Невольно подумал о свёртке, переданном путиловцем.
— Куда вы едете? — решил всё же поинтересоваться Ронин.
— В Рязань, к родственникам…
В Москве Ронин вышел на вокзал, позавтракал, прошёлся по перрону и вернулся в загон. В купе студента не было. Проверил тючок с нелегальной литературой. Он лежал на месте, но был, кажется, перевёрнут.
В Рязани неожиданно появились два жандарма.
— Ваши документы, — обратились они к Ронину.
Он хладнокровно вынул паспорт, удостоверение редакции и справку из театра.
— Пожалуйста, всё в порядке.
— А ваши вещи?
Ронин указал на портфель, пальто и небольшой чемодан.
— А этот тючок?
— Это не моё.