К гостям подошёл пожилой член Мусбюро, поздоровался и пригласил начальника штаба и его спутника в комнату. Там уже было много народа. Молодые и пожилые люди в праздничных халатах разносили угощение и вино.
Ильгар пил мало. Всё приглядывался к окружающим. Как-то сразу загрустилось, вспомнил родные горы, весёлую Банат.
— Что приуныл, парень? — спросил Боровиков, подтолкнув его локтем.
— Горы вспомнились. Как там у нас?..
— Да. В нашей глуши лучше. Каждого человека видишь насквозь…
— А здесь все одеты в яркие наряды, не поймёшь, кто рядом с тобой — друг или враг.
— Ну, теперь чека примется наводить порядок. Утихомирят и бандитов и мятежников, — отозвался Боровиков.
Ильгар обвёл глазами людей, сидевших за длинным столом. В противоположном конце поднялся высокий, полнолицый, гладко выбритый мужчина в поле початом френче. В руках у него горел хрустальный бокал с вином. Он намеревался произнести тост. Заговорил по-русски.
— Товарищи! Съезд закончил свою работу, исторический Чрезвычайный съезд. Он показал крепость власти Советов. Настало счастливое время для нас, угнетённых мусульман. Мы увидели солнце нашего счастья! Второй пункт Декларации прав народов России говорит: "Право народов на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Это значит, что наш Туркестан будет самостоятельным…"
— Неправильное понимание! — раздались крики…
Оратор поднял руку. Всё стихло.
И эту напряжённую тишину прервал крик Ильгара:
— Сабир!.. Басмач Кара-Джан!
Оратор вздрогнул. Повернув голову, что-то шепнул стоявшему за его стулом человеку. Потом посмотрел на Ильгара, сказал ласково:
— Правильно, товарищ… кара-джаны ещё отравляют нам жизнь. Но… голова басмача Кара-Джана мёртвыми глазами смотрит с шеста в степь…
— Голова не Кара-Джана… — возразил Ильгар. — Теперь-то я уверен…
— Не шуми, Ильгар, разберёмся, — шепнул Боровиков.
В это время прислуживающие наполняли стаканы вином и водкой. Налили вина Ильгару. Он решил не пить: "Рядом со мной враг. Могу ли я разделять с ним веселье". И он демонстративно отодвинул стакан.
Оратор закончил свою речь:
— Нет в мире силы, которая нас, большевиков, может уничтожить. Победителями будем мы!.. Я пью за здоровье нашего бесценного учителя Владимира Ильича Ленина!..
Он залпом осушил бокал под громкое "ура" присутствующих.
— Ну, брат, от такого тоста не откажешься, — поднял рюмку Боровиков.
Ильгар, чувствуя на себе взгляд врага, схватил стакан:
— Пусть не назовёт меня трусом…
Выпил залпом. Голова оставалась ясной. Вокруг чокались, шумели, гремела музыка. Ильгар встал и пошатнулся. Острая боль пронзила его. Он сразу не понял — где она началась, в мозгу или в сердце. Судорога свела руки и ноги.
Рядом засуетились прислужники:
— Вам плохо?.. Пройдите в соседнюю комнату, там можно отдохнуть.
— Э, нет… Я его не оставлю… Зовите врача! — резко сказал Боровиков.
Ильгара уложили на тахте. Быстро шагая, вошёл высокий худой мужчина с чёрной бородкой. Через очки в золотой оправе глядели острые глаза. Поднял Ильгару веки, прощупал пульс.
— Тиф…
Боровиков перебил врача:
— Вздор! Тифом он болел…
— Об этом я и спрашивал. Явный рецидив тифа. Проявляется припадками. Вот…
Он нажал на желудок Ильгара. Тот застонал.
— Коллега, — раздался сиплый голос. — Какой диагноз установили?
Все оглянулись. За ними стоял пожилой врач. Он был бледен, губы дрожали.
— Как я и предполагал, молодой человек болел тяжёлой формой тифа. Это рецидив.
— Член правительства вызывал меня в кабинет… — с дрожью в голосе пояснил пожилой врач. — Приказал под страхом смерти вылечить гостя… Я должен взять его в городскую больницу… — Он осмотрел больного.
— Меня тоже вызывал председатель… — ответил чернобородый. — Передаю его в ваши руки…
— Что же с ним всё-таки такое? — сурово спросил Боровиков и стал расстёгивать кобуру револьвера. — Он отравлен?
— Что вы! Что вы, уважаемый! Рецидив тифа через много времени может проявиться под влиянием алкоголя или сильного волнения. Больного посещают виденья, он становится возбуждённым, и наступает шок.
— Значит, ему грозит смерть?