Явившийся [к Сюань-цзы] Сыма Хоу сказал: “Я слышал, что вы разгневались на дафу из города Хэ, но думаю, что вы не правы. Сейчас все чжухоу вынашивают измену, и беспокоиться не об этом, а гневаться на дафу из города Хэ — значит заниматься не теми делами, которые на вас возложены”.
Явившийся [к Сюань-цзы] Ци У сказал: “Владение Цзинь является главой союза чжухоу, а вы занимаете в нем должность старшего сановника. Если вы сможете навести порядок среди чжухоу, чтобы они подчинялись владению Цзинь и слушались его распоряжений, кто из живущих во владении Цзинь не последует за вами! К чему тогда добиваться непременного подчинения дафу из города Хэ! Почему бы вам не проявить дружелюбие, которое позволит умиротворить крупных чжухоу и успокоить маленький город?”
Сюань-цзы обратился за советом к Цзы Ши. Цзы Ши ответил: “В прошлом Си Шу-цзы, спасаясь от нависшей над ним беды в [царстве] Чжоу, прибыл во владение Цзинь[1677], где у него родился сын Цзы-юй[1678], ставший [впоследствии] судьей. Он навел порядок, при дворе, и при дворе исчезли лукавые чиновники. Заняв должность начальника общественных работ, Цзы-юй навел порядок во владении, и все работы во владении стали завершаться успешно. Сменились поколения, и появился У-цзы[1679], который помогал Вэнь-гуну и Сян-гуну управлять чжухоу, и среди чжухоу не было замышлявших измену. Став сановником, У-цзы помогал Чэн-гуну и Цзин-гуну, и войска их не знали поражений. Заняв при Цзин-гуне[1680] пост командующего армией и [по совместительству] должность старшего наставника, У-цзы исправил законы о наказаниях, собрал [и привел в порядок] книги с наставлениями прежних ванов, в результате во владении не стало порочных людей и последующие поколения могут брать это время себе в пример. За это У-цзы получил (в награду] города Суй и Фань.
При Вэнь-цзы[1681] между владениями Чу и Цзинь был заключен договор о дружбе, что принесло изобилие братским владениям и устранило причины раздоров. За это Вэнь-цзы получил [в награду] города Сюнь и Ли.
Ныне, когда вы наследуете пост, занимавшийся вашими предками, при дворе никто не проявляет лукавства, а во владении нет порочных людей, поэтому нам не грозят опасности со стороны окружающих нас соседей и нам не приходится печалиться о положении как при дворе, так и вне его. Это достигнуто благодаря усилиям трех ваших предков, из-за которых вы получаете [большое] жалованье и занимаете [высокий] пост. Хотя сейчас все спокойно, у вас возникла ненависть к дафу из города Хэ, [на которого вы хотите напасть]. В результате нападения вы станете пользоваться еще большими милостями правителя, но как тогда будете управлять владением[1682]?”
Обрадованный Сюань-цзы отдал дафу из города Хэ больше земли, чем та, о которой шел спор, и восстановил с ним согласие.
После смерти Цзы Ши Фань Сюань-цзы сказал Сянь-цзы[1683]: “О Ян! Когда-то у меня был Цзы Ши, с которым я советовался и утром и вечером, что помогало управлять владением Цзинь и вести дела в собственном доме. Ныне смотрю на тебя и думаю: поступать самостоятельно ты не можешь [из-за недостатка добродетели], советоваться тебе не с кем, так что же ты будешь делать?”
Сянь-цзы ответил: “Я, Ян, находясь дома, соблюдаю почтительность, не смею проявлять самоуспокоенность и пренебрегать самосовершенствованием, прилежно учусь, с любовью отношусь к человеколюбивым, мягок в делах управления и имею склонность говорить о ведущих к этому путях, советуюсь с народом, не стремясь приобрести его любовь; когда считаю что-либо хорошим, не смею говорить об этом, а всегда следую за мнением старших”.
Сюань-цзы воскликнул: “Этого достаточно, чтобы избежать беды!”
Пин-гун полюбил новую музыку, в связи с чем Ши-куан[1684] сказал: “Уж не придет ли из-за этого дом правителя в упадок?! Есть ясные признаки, указывающие на ослабление [добродетелей] правителя. Ведь музыка открывает дорогу ветрам с гор и рек[1685], широко и далеко разносит добродетели [правителя]. Она разносит добродетели [правителя], чтобы они широко распространились, смягчает ветры с гор и рек, чтобы [добродетель правителя] могла далеко достигнуть, облагораживает живые существа, чтобы они могли слушать [о добродетелях правителя], сопровождает стихи, чтобы их можно было петь, сопровождает правила поведения, чтобы внести в них умеренность. Таким образом, [благодаря музыке] добродетели [правителя] разносятся широко и далеко, и он действует в нужное время, соблюдая умеренность. Вот почему далеко живущие народы выражают ему покорность, а живущие близко не помышляют о переселении”.
1677
Си Шу-цзы — сын правителя владения Лу, убитого чжоуским Сюань-ваном. После убийства отца бежал во владение Цзинь.
1682
Победа над городом Хэ принесла бы Сюань-цзы награды от правителя, но, приобретя большое количество имущества, он не смог бы уже уделять должного внимания управлению владением.
1684
Ши-куан (букв. «музыкант Куан» — цзиньский старший музыкант, известный под прозвищем Цзы-е).
Сыма Цянь приводит эпизод, позволяющий лучше понять весь отрывок. «Когда владением Вэй правил Лин-гун, он выехал во владение Цзинь и, доехав до реки Пушуй, остановился на ночлег. В полночь Лин-гун услышал звуки циня и спросил о них своих приближенных, но все ответили: «Мы не слышим». Тогда Лин-гун вызвал Ши-цзюаня, которому сказал: «Я слышал звуки циня, но когда спросил о них приближенных, оказалось, что никто ничего не слышит. Звуки походили на издаваемые душами людей или небесными духами, послушайте их для меня и воспроизведите».
Ши-цзюань ответил: «Хорошо», чинно сел, взяв в руки цинь, и стал слушать и воспроизводить звуки. На следующий день он сказал: «Я слышал звуки, но не усвоил их. Прошу [еще раз] остаться здесь на ночлег, чтобы суметь их усвоить». Лин-гун ответил: «Согласен», и остался на ночлег еще на одну ночь. На следующий день Ши-цзюань доложил: «Я усвоил звуки», после чего Лин-гун отправился во владение Цзинь, где встретился с цзиньским правителем Пин-гуном. Пин-гун устроил угощение на террасе Шихуэй.
Опьянев, Лин-гун сказал: «По дороге сюда я слышал новую музыку и прошу разрешения исполнить ее».
Пин-гун ответил: «Хорошо» и приказал Ши-цзюаню сесть рядом с Ши-куаном, взять цинь и ударить по струнам. Ши-цзюань еще не кончил играть, а Ши-куан остановил его, сказав: «Это музыка погибающего владения, ее нельзя слушать». Пин-гун спросил: «Откуда появилась эта музыка?» Ши-куан ответил: «Ее составил Ши-янь. Ши-янь создавал для Чжоу. непристойные мелодии, а когда У-ван напал на Чжоу, бежал на восток, где бросился в реку Пушуй, [покончив жизнь самоубийством]. Поэтому эту музыку можно услышать только на берегах реки Пушуй. Владения, правители которых слушали в прошлом эту музыку, всегда слабели». Пин-гун возразил: «Я люблю музыку, и мне хочется послушать ее до конца». Ши-цзюань ударил по струнам и исполнил музыку до конца.
Пин-гун сказал: «Есть ли музыка более печальная, чем эта?» Ши-куан ответил: «Есть». Пин-гун спросил: «Мог бы я ее послушать?» Ши-куан ответил: «Вы обладаете малыми добродетелями, поэтому вам нельзя слушать ее». Пин-гун возразил: «Я люблю музыку, и мне хочется послушать ее». Ши-куан вынужден был взять в руки цинь и ударить по струнам. Когда он исполнил мелодию в первый раз, появились шестнадцать черных журавлей, которые собрались у ворот на галерею. Когда мелодия была исполнена во второй раз, журавли вытянули шеи и закричали, расправили крылья и начали танцевать.
Крайне довольный Пин-гун встал со своего места и поздравил Ши-куана, пожелав ему долголетия. Вернувшись на место, он спросил: «Есть ли музыка более печальная, чем эта?» Ши-куан ответил: «Есть! Она исполнялась в прошлом, когда Хуан-ди собирал всех духов, но вы обладаете малыми добродетелями, поэтому недостойны слушать ее, а если послушаете, вам будет грозить гибель». Пин-гун возразил: «Я стар, люблю только музыку, и мне хочется послушать ее до конца».
Ши-куан вынужден был взять в руки цинь и ударить по струнам. Когда он исполнил мелодию в первый раз, на северо-западе появилось белое облако. Когда мелодия была исполнена во второй раз, подул сильный ветер, за которым последовал дождь. Ветер сорвал черепицу с галереи, все приближенные разбежались, а испуганный Пин-гун упал ничком между комнатами на галерее. После этого владение Цзинь постигла большая засуха, и земля в течение трех лет лежала совершенно голой» (ШЦ, гл. 24, л. 38б—39б).
1685