Клубок соскользнул с ладони и покатился прямиком к хозяйке. Она ловко подняла его с пола и добавила:
— Ну теперь дело быстрее пойдёт. А ты чего в пороге застрял? Разве не хотел меня видеть?
Никола осмотрелся — никого вокруг, значит, с ним говорит.
— Я, это, слышал, ты днём не принимаешь. Не хотел я тебя отвлекать.
— Знаю, что не хотел. — прищурилась девушка, — Да и не смог бы, если б я не захотела. Мне, видишь ли, гобелен твой доделывать надо, а нитка нужная закончилась, вот и заждалась.
Она отмотала пряжу, приладила конец к работе и продолжила ткать.
— Мой гобелен? — удивился Никола.
— Твой-твой. Сам погляди.
Никола подошёл рассмотреть работу, а сам от ткачихи взгляда оторвать не может. Кожа гладкая да румяная, ресницы длинные, улыбка милая — так бы всю жизнь и любовался.
— На гобелен гляди, — промолвила девица, — здесь ответы на твои вопросы.
Посмотрел Никола и ахнул — вот он в погребе мышку отчитывает, вот по лесу с котёнком за пазухой идёт, вот волка свечой отгоняет, а вот и с медвежонком в сарае возится.
— Это что же означает?
— Сам ведь понял, не дурак. Звери тебя слушают, силу твою видят и признают, за это тебе свою историю открывают. А скоро, глядишь, отвечать тебе станут.
— Как же? — задумался Никола и вспомнил, что действительно у мишки в глазах прочёл скорбь и одиночество, будто тот ему сам об убитой медведице рассказал, у волка — страх и голод — тот тоже каким-то родным показался, жалко его стало. Котёнок всеми своими делами будто разговор с ним вёл. А мышка? Та один хвост показала, зато все его слова уразумела — не поспоришь.
Присел Никола на скамью, снял шапку — в жар его бросило. И таким он себя счастливым почувствовал, будто и впрямь впервые на себя настоящего взглянул, а потом вдруг опечалился.
— Всё это здорово, да только что мне теперь с медведем-то делать? Куда его, бедолагу? В сарае не оставить, в лесу ему одному не выжить, домой тоже не забрать — какая ему там жизнь, да и всех посетителей распугает, чего греха таить.
— А ты раньше времени не кручинься, голова у тебя на месте, сердце — тоже, к ним и прислушайся.
Голос её будто мёдом облил — так бы и слушал.
— Верю тебе, хозяйка, да только конца твоей работе не вижу. Когда завершишь-то? — спросил Никола, а сам думает, пусть подольше плетёт, а я буду каждый день ходить да поглядывать.
Задумалась ткачиха, на руки свои посмотрела, потом на Николу и сказала:
— А ты меня не подгоняй, я свою работу знаю. Как доделаю, так и заберёшь.
— Как угодно, — обрадовался Никола. — А чем закончится-то?
— Я руками плету, не головой, — блеснула глазами хозяйка. — Что они покажут, то и суждено.
— Тогда я завтра зайду?
— Коли будет, что смотреть, так найдёшь дорогу.
У самого порога Никола обернулся и спросил:
— Звать-то тебя как?
— Прасковьей.
Медвежонок в сарае набезобразничал — бочки с мёдом опрокинул — благо, что накрепко их вчера заколотили, деревяшки разные разбросал, тряпьё когтями изорвал.
— Маешься, ты, бедолага, — почесал Никола мишку за ухом, — тебе бы размяться.
С разрешения хозяев Никола поиграл с медвежонком в огороде. Тот бегал и катался по сугробам, радостно рычал. На ночь Никола снова повёл его в сарай, накормил, прибрался там и наказал зверю вести себя прилично, чтобы хозяева не обиделись. Мишка лизнул руку Николы и плюхнулся на солому.
За ужином Маша играла с новенькой деревянной лошадкой.
— Зря вы, Николай, ярмарку сегодня пропустили, — сказала ему Лизавета. — Столько там интересного — глаза разбегаются!
— Да, Никола, завтра сходи обязательно, — посоветовала Лидия Васильевна.
— Схожу, — пожал плечами Никола. — Надо же что-то делать, пока мастерица работает.
Прямо с утра и отправился. Торговцы раскладывали на прилавки выпечку, пряники, карамель. Разливали горячие пряные напитки: чай, медовуху, сбитень, компоты. Рассаживали мягких, связанных из разноцветной пряжи зайцев, медведей, волков, лисиц. Рослый, широкий мужик с лохматой бородой подошёл к такому прилавку, остановился, промокнул глаза платком.
— Дай-ка мне, дружок, вон того медведя, — попросил он.
Румяный мальчишка подал товар, мужик зажмурился, сунул игрушку за пазуху, отсчитал колобашки и ушёл.
Никола у соседнего прилавка присмотрел для матери шаль, для отца — нарядный меховой жилет. Потом купил Маше сахарную мышку на палочке, пошёл дальше. Бродил среди раскрасневшихся от мороза ребят и девчонок, весёлых старушек и улыбчивых стариков. Всё приглядывался, нет ли здесь чего-то вроде Захаровых изобретений. Для этого прихватил с собой разноцветный фонарик — глядишь, покажет местным купцам, будут к ним в Градолесье за Захаровым мастерством ездить.