Выбрать главу

— Устала, видать. Пру, — притормозил Волька. — Давай-ка ноги разомнём, пока Снежинка передохнёт.

— Разумно ли в потёмках останавливаться? — спросил Никола, сам всё же спускаясь с телеги. — Ну-ну, милая.

Он погладил лошадку по белой шее. Почуял её напряжение.

— Это не усталость, она напугана! Поедем-ка отсюда.

Никола рванул к телеге, опёрся руками, чтобы запрыгнуть, да не успел.

— У-ух! — заорал Волька под ржание лошади.

Никола так и повис на телеге.

— А ну пошёл! — Волька схватил ружьё, нацелил вперёд.

Лошадь плясала, неумолимо ржала. За вздыбленной гривой её сверкнули две жёлтые точки, обрисовался оскал. Никола рухнул в снег, соскочил, схватился за сак.

— Не стреляй! — крикнул он Вольке, шаря руками в вещах.

Где же, где? Ага, вот! Холодная гладкая — сейчас мы тебя. В два прыжка обошёл лошадь и чуть не утонул в этих злобных горящих огоньках. Опомнился и как дунет на фитиль Захаровой свечки. И охотник в момент сделался жертвой. Волк дёрнулся, отскочил назад. Пламя жарким дыханием отогнало зверя назад. Взгляд его погас, страх и отчаяние проявились на месте потухших злобных огоньков. Лошадь всё приплясывала и фыркала.

Не гася огня, вставил Никола свечу в сугроб. Волк попятился. Никола выудил из сака остатки солонины и два мясных пирожка.

— Вот тебе, — он осторожно обошёл огонь, положил еду на снег, — Забирай и иди своей дорогой, понял? Нечего добрых путников пугать.

Волк смотрел сурово, с осторожностью. Никола отступил назад, поднял свечу и, пятясь, вернулся к лошади.

— Не бойся, — шепнул ей, запрыгнул в телегу. — Но!

Волк остался позади, а Волька так и не выпустил ружья из рук.

— Складно ты поёшь, — процедил он спустя время. — Во даёшь!

Оставшуюся дорогу ехали молча, только всё прислушивались. Волька нет-нет да и хватался за ружьё, а Никола погонял лошадку. Так и добрались к ночи до деревни Лукошко, там и заночевали у добрых людей — Вольке тут не впервой останавливаться.

Поутру встали до рассвета да разошлись в разные стороны: Волька до Амбарного поехал, Никола в Сусеки пошёл.

— Коль ничего тебя не задержит, до темноты на месте будешь, — пояснил Волька на прощание. — Будь здоров, друг!

Так и случилось. До деревни Никола дошёл к сумеркам. Дым окутывал улицы, стелился на снежные крыши. Деревня была не в пример больше Еловой — дома обступали лес и уходили в его гущу далеко, куда глаз не доставал.

Детишки резвились в сугробах, закидывали друг друга снежками, визжали и смеялись. Мужик возле крайнего дома разбрасывал снег.

— Здравствуй, хозяин, — поприветствовал Никола.

— Добро, путник, — выдохнул мужик облачко пара. — Ты к нам али насквозь?

— К вам, — кивнул Никола.

— Ага, на цирк, значит, поглазеть? Да, нынче у нас весело.

— Да не! Про цирк я и не слыхал, мне б с ткачихой здешней повидаться.

— Ах, вона чё, — прищурился местный. — Заказов, поди, много у ней под праздник-то. Быстро не управится.

— Значит, ждать буду, — пожал плечами Никола. — А переночевать найдётся где?

— Чего ж не найтись? Путникам у нас завсегда рады. Деревня-то наша на большом перекрёстке стоит, от нас хошь в Градолесье, хошь в Амбарное, хошь — до Большого Лукошка. Все у нас ночуют. Топай по Центральной, там и найдёшь ночлег.

— Благодарю. Лёгкой работы!

— Бывай!

Шёл Никола по улице, любовался резными ставнями. Что избушки, что теремв — все узорчатые да расписанные, как на подбор. Остановился он возле терема, где красовалась табличка с надписью «Мы вам рады». Никола вошёл. Дом дыхнул теплом и пирогами. Ишь ты, почти как дома. И хозяйка вон бежит навстречу, будто мать встречает, только худенькая, в длинном зелёном шерстяном платье.

— Как я рада! — широко улыбнулась хозяйка и заморгала большими, навыкате, глазами. — Милости просим. Меня Лидией Васильевной зовут. Надолго ли к нам?

— Доброго звёздного, хозяюшка. Пока на ночку, а дальше поглядим. Есть места?

— А как же! Проходи, накормлю, потом уж и комнату покажу.

Никола сел за деревянный стол, осмотрелся. В просторной горнице с множеством окон почти стемнело.

Внутрь вбежал маленького роста мужичок, сбросил тулуп, шапку, показав серые седые волосы, торчащие двумя прижатыми заячьими ушками, принялся зажигать свечи.