- В каком смысле 'жене'? - поток претензий внезапно прекратился, и она вся обратилась в слух, пытаясь понять: я издеваюсь или всерьез. Все-таки между гражданской женой - читай сожительницей - и женой законной, женой 'в полном смысле' для нее разница была.
Я молча перегнулся с кровати и вытащил загодя припасенное обручальное колечко. Кружочек золота - я обменял его на часть имперской торговой лицензии, - но единственный способ окончательно убедить женщину в серьезности своих намерений.
- Любимая, теперь оно твое по праву.
Она стрельнула глазками, кокетливо улыбнулась и прошептала:
- А испросить моего согласия?
Я раскинулся на диване, поместив затылок у нее между бедер, и, глядя Лиле в глаза, таким же шепотом ответил:
- По Законам гоблинов, если незамужняя особь женского пола провела с гоблином ночь, то ее согласие стать его женой больше не требуется.
- А мужчины?
- Что мужчины?
- Нужно согласие?
- Конечно.
- Хм. Пожалуй, все же следует прочитать эти ваши Законы полностью, особенно про 'особей', - она в задумчивости перебирала мои волосы. - С сегодняшнего дня нам полагается медовый месяц. И чур его не прерывать! - И Лиля попыталась заставить меня замолчать поцелуем, совсем как мое величество незадолго до того.
Я обхватил ее голову ладонями и задержал в сантиметре от своих губ:
- Ну же, будь послушной женушкой. Завтра я улетаю, а когда вернусь, постараюсь рисковать поменьше.
И я хотел ее поцеловать, но моя Лилиан внезапно вывернулась:
- Чтобы я стала послушной, тебе следует сперва как минимум покорить полсотни боевых космолетов!
До предложения наших гостей ее заявление заставило бы меня побледнеть - ведь как раз столько космолетов собиралось громить нашу Империю. Но теперь я лишь улыбнулся:
- Как скажешь, любимая, значит, угоним полсотни.
- Подожди, я не то имела ввиду, - она не на шутку испугалась, даже зрачки расширились.
С чего бы вдруг? Неужели я похож на человека, способного вот так запросто отправиться угонять полсотни космолетов? Хотя, с другой стороны, я как раз так и собираюсь поступить. Гм.
С этими мыслями я перевернулся на бок и провалился в сон.
Наутро изморозь тронула слюдяные окошки хат и черные ветви деревьев. Скрипел под ногами выходивших на подворье гоблинов ледяной наст, тускло светило в по-зимнему сером небе блеклое солнце. Кто-то приударил за местными красавицами, другие приводили в порядок оружие, а мы со Стариком разбирали символы пергаментной карты.
Вечером же, после обильного ужина, распив не один жбан меда и порядком захмелев, гоблины сидели на лавках в одной из хижин. За окном медленно падал снег. Бледно-желтые звезды на фоне черного неба то появлялись, то исчезали, закрываемые серыми тучами. Полная луна огромным немигающим оком обозревала окрестности. Пролетели меж побелевших древ совы-сплюшки, где-то вдали ухнула неясыть. Голосом более похожим на плач ребенка закричала в темноте выпь - видать горячие ключи здешних болот позволяют ей зимовать в родных краях.
- На хутор, так на хутор! - рявкнул я и хлопнул широкой, мозолистой ладонью по колену.
И вот уж на околице гоблины один за другим закидывают за спины луки в сагайдаках и колчаны, садятся на варгов, поправляя притороченные к седлам секиры и пухлые походные мешки. Старик первым выезжает на тракт, а за ним, с гиканьем и свистом, трогаются остальные. Варги быстро перебирали лапами, шумно вдыхали носами воздух, принюхиваясь к зимнему лесу. Было холодно, но звери согревались в быстром беге. Часа через два, когда бороды воинов уже успели обледенеть от теплого дыхания и трескучего мороза, мы, по знаку Серого, в годы пошести бывавшего в этих краях, свернули с тракта.
И вскоре в багровых отсветах факелов, под уханье филина, раскрасневшиеся от быстрой езды и мороза гоблины нестройной гурьбой влетали в орочий выселок. Стройные, высокие поселяне с почти человеческими чертами лица и короткими клыками, лишь самую малость закрывавшими нижнюю губу, выскакивали из землянок встречать редких гостей. Варги, тормозя на поворотах, окатывали весело галдящую толпу снегом, и наконец остановились перед вросшей в землю, желтой от мха бревенчатой хибаркой. Покосившаяся дверь со скрипом отворилась и выпустила в ночь сгорбившегося под тяжестью прожитых лет изборожденного морщинами орка, опиравшегося на плечи двух молодых отроков. У орка, чьи седые космы едва не достигали пояса, не было обоих ушей.