Кира Сергеевна вышла в прихожую.
— А чай?
— Чай — не водка, много не выпьешь, — сказал Юрий.
Лера, блестя глазами, спросила:
— Кира Сергеевна, красивый у меня муж?
Он в самом деле был красивый, пожалуй, немного женственный.
— И вы красивая.
Киру Сергеевну обрадовало, что они уже уходят, — разговор, ради которого она пришла, все-таки состоится.
После ухода гостей они занесли стол на кухню, Юрий опять раскинул в комнате раскладушку, постелил чертежи. Почему он не купит себе стол?
— Я совсем не помню эту Леру, — сказала она Ирине.
— Всех не упомнишь. — Ирина складывала в раковину тарелки. — Один раз она даже ночевала у нас, когда ее побил отчим. Бабушка ходила к ее матери.
И этого Кира Сергеевна не помнила.
Ирина принялась было мыть посуду, но Кира Сергеевна взяла ее за руку:
— Повремени, сядь.
— Есть повременить, — засмеялась Ирина. Налила себе чаю, села.
Кире Сергеевне трудно было начать разговор. Ну же, торопила она себя, сейчас войдет Юрий или прибежит Ленка.
— Я ведь к тебе по делу. Хочу просить вас с Юрием поменяться со мной жильем.
Ирина посмотрела на мать.
— Как это?
— Вы бы жили с отцом, а я здесь. — Кира Сергеевна мяла оборку передника. — Для меня это единственный выход…
Ирина все смотрела на нее, посасывая конфету.
— Ты не хочешь жить с отцом?
— Не могу.
— Раньше ведь могла?
Киру Сергеевну опять искушало желание сказать все: раньше могла, потому что ничего не знала. Но это нечестно — все время молчать и вдруг открыть правду. Нечестно, чтобы в глазах Ирины виноватым был он один. Она не судья между нами. И ему она не судья.
— А теперь не могу.
Ирина опустила глаза, долго молчала. Потом сказала:
— Жаль.
Кира Сергеевна тронула ее руку:
— Для тебя мы по-прежнему отец и мать… — Она просто не поняла, к чему относилось это «жаль».
— Жаль, что я ничем не могу тебе помочь.
Я так и знала: не поможет никто, никто ничем не поступится. Знала и все-таки надеялась, пришла сюда.
— Извини, — сказала она Ирине. — И поверь, мне очень нелегко было просить тебя. Я не умею и не люблю просить.
Ирина смотрела на мать тревожными глазами. Удивительно, до чего же она похожа лицом на отца!
— Мне пора…
— Погоди… — У Ирины тряслись губы. — Я не умею быть ласковой, ты не приучила меня, но поверь, для тебя я сделала бы все, если б могла. Но мы размениваем эту квартиру.
— Зачем?
— Мы отживаем положенные полгода и потом разъедемся, мы ведь уже два месяца как разошлись.
Кира Сергеевна опустила руки. Ее поразила эта новость. Значит, не наладилось у них. Значит, не живут они тут, в неустроенном быте, а «отживают».
Ирина вертела в пальцах незажженную сигарету.
— Зачем скрывала?
— Не хотела расстраивать, у тебя своих проблем немало.
Не потому скрывала, боялась, что я не пойму тебя. Я и правда не поняла бы…
— Бедное мое дитя, как нелегко тебе было…
Ирина тряхнула головой.
— Это раньше я была бедная, теперь я счастливая. У Леры — однокомнатная секция, мы с Ленкой будем там, у Бориса — комната в коммуналке, туда пойдет Юрий. Лера с Борисом недавно поженились и съезжаются, так что нам повезло.
Им повезло! Все рушится, все посходили с ума и считают, что повезло.
В дверь стучали, Ирина побежала открывать. Влетела Ленка — счастливая, красная вся, обсыпанная песком, на куртке оторвана пуговица.
— Я этому Витьке хорошо дала сдачи! — Она сжала грязные кулачки и показала, как именно дала сдачи.
— За что? — спросила Ирина, стаскивая курточку, с которой скатывался песок. — За что ты дала ему сдачи?
— Ни за что. Просто подошла и ка-ак дам сдачи!
Как она будет без отца? — подумала Кира Сергеевна.
Ирина собралась проводить ее до троллейбуса, Ленка тоже просилась, но Ирина не взяла:
— Тебя три дня отмывать надо!
Ленка заревела, но в прихожую лениво вышел Юрий, сказал, широко зевнув:
— Будильник курочить хочешь?
Ленка обняла Киру Сергеевну, повисела на шее и убежала разбирать будильник.
Уже на улице Кира Сергеевна спросила:
— Ты потому и ушла от нас?
— Да. Не могла же я Юрия выгнать на улицу? Мы и решили…
Значит, все это было задумано еще тогда. Кира Сергеевна никак не могла примириться, ей казалось, что еще можно что-то спасти.
— Страдающая сторона — Ленка, она будет без отца.
Ирина взяла ее под руку, прижала к себе локоть.
— Уверяю тебя, нет никакой трагедии. Ни для кого. Юрий не любит ни меня, ни Ленку, он не виноват, просто не дано ему, понимаешь?