Домой, дом…
Троллейбус замедлил ход. Впереди вся улица была наглухо застопорена — автобусы и троллейбусы, грузовики и легковые машины, — десятки машин впереди сигналили одновременно, тревожно и скорбно. Троллейбус ехал медленно, медленнее человеческого шага. Стефан уже мог опоздать. С чемоданом в руках он вышел из троллейбуса, огляделся. О такси нечего было и думать, улица от края и до края была запружена медленно движущимися, едущими в одном направлении машинами. Похоронная процессия.
— Шофера такси хоронят, — сказал кто-то.
Десятки сирен снова засигналили тревожно. Улица сверкала от никеля, звенела наподобие одного большого горна, все другие голоса мира заглохли, звучали только эти гудки… ЗИМ… ЗИЛ… ЗИС… Стефан никак не мог выбраться из толпы машин. Всюду были машины, одни машины, и водоворот их закружил Стефана.
— Ну что, что встал! — закричал на него владелец частной машины.
Голоса оглушили Стефана, и он растерянно озирался. Он и сам уже не знал, как выбраться, бедный, старый человек, и со всех сторон кричали на него, и это еще больше сбивало его с толку, а кругом кричали, смеялись над его бестолковостью, и огромная эта сверкающая и оглушившая его процессия уносила его с собой, отдаляла от вокзала, несла к кладбищу… Вот что значит водитель такси, вот что значит дружба и товарищество… Какой-то человек, кулаком колотя по машинам, вошел в поток, взял у старика чемодан, самого взял под руку, вывел на тротуар…
Оставались минуты. На перроне провожающие спокойно стояли, ждали отхода поезда. По какому-то случаю играл духовой оркестр.
Серая «Волга» пересекла центральные улицы, выехала на Тбилисское шоссе и устремилась по дороге, ведущей из города. Впереди с толстыми, как у слонов, задами ехали автобусы. Быстро, одна за другой оставались позади машины на шоссе, автобус, грузовик, «Москвич», самосвал… зеленым-желтым-зеленым-желтым промелькали сады Балаовита, остался позади Элар.
Нора включила приемник, пропустила все страны, остановилась на каком-то живущем музыкой городе: «Сказки Венского леса».
Под окном справа возник Севан. Свинцово-синий. На берегу разбивались однообразные серые волны. Неподвижные, замерли лодчонки и катера у пристани.
Музыка сменилась. Цовагюх. Семеновка… Машина ринулась в Дилижанское ущелье, где лес переживал одну из своих бессчетных осеней.
— Преходящая красота, — сказала Нора.
— Остановимся? — спросил Микаэл.
— На обратном пути, — сказала Нора.
— На обратном пути может туман быть.
— Все равно. Я хочу скорее себя почувствовать свободной. Как можно скорее. Не хочу ничего общего иметь с этим селом, с этой больницей, с этой жизнью, пусть будет туман на обратном пути.
К вечеру они добрались до места. С пастбища возвращалось домой стадо, входило в село. Машина замедлила ход. Животные, расталкивая друг друга боками, расчистили дорогу, расступились. На холме показалось здание больницы.
— Вот, — сказала Нора, — вот наша больница, видишь?
Машина покружила по улицам, вымочила колеса в ручьях и ручейках и остановилась перед больничными воротами. Нора вышла из машины, захлопнула дверцу. Почувствовала, что волнуется. Микаэл подошел к ней.
Открылась дверь, в дверях — показалась Офик. Не пошла навстречу. Осталась стоять. Нора сама подошла:
— Здравствуй, Офик.
— Здравствуй, доктор.
Доктор? Могла бы и «Нора» сказать.
— Кто в больнице есть, Офик?
— Одна я, — сказала Офик.
— Приехала вот дела сдавать.
— Кому? — Губы у Офик дрогнули, она отвела взгляд.
В окнах показались лица. Настороженные, напряженные, темные лица. Офик всхлипнула.
— Доктор, — сказала. — Наш Стефан…
— Что? — сказал молодой человек, приближаясь.
— В полдень случилось, неожиданно. Не болел никогда, не больной был. Или мы не знали? Никому ничего не говорил. Лег… Немного погодя… толкают — не двигается… Его двигают, он не двигается…
В больнице зажглись огни. Поздний вечер был уже.
— Где здесь почта? — сказал Микаэл.
Офик мотнула головой — туда…
Он вернулся, как возвращался много лет назад, пошел прямо в дом Васила. Куда ему еще было идти? В его прежней комнате были вещи Норы. Не стучась, распахнул дверь, отворил бесшумно.
— Ты, Стефан? — от стола поднялась Антик.
Кивнул, не глядя на нее, прошел вперед, сел у стола. Сбивчиво объяснил, почему вернулся. Антик все поняла.
— Здесь буду работать. Мой дом — это село. Потом лег на тахту, под голову — две подушки.
— Передохну немного.
Он думал, он еще проснется.