— Так его, Солтан!
— Действуй, наступай!..
Легко сказать — наступай!.. Он же передо мной — танк!
Илларионов старался ухватить меня за ворот куртки, но я не давался и довольно умело уходил от многих его атак. Тактику я выбрал правильную: не подпускать, по возможности, противника близко, а то обхватит и при своем весе подомнет… Самому держаться и его держать на допустимом расстоянии!
Борьба, по сравнению с предыдущими схватками, затягивалась…
Но в какой-то момент Илларионову все же удалось схватить меня за левый край ворота куртки, и он стал тянуть меня к себе. Я же стремился отцепиться. Какое-то время мы кружились, как заводные волчки. Вдруг, остановившись внезапно, Илларионов сильно ухватил меня за пояс, и я сообразил: сейчас попытается бросить через себя! Успел левой ногой ударить по лодыжке — под самый сгиб — его правой ноги… Илларионов, к восторгу зрителей, не удержавшись, грохнулся на спину, но меня не выпустил, прижал к себе.
— Ур-ра! — громче всех вопил, по-моему, Ислам.
— Знай наших! — кричал еще кто-то, из членов секции наверно.
— Молодчага, Солтан!..
Подошел тренер, коснулся ладонью моего плеча, шепнул:
— Береги силы. Работай на контрприемах. Они у тебя лучше…
Схватка возобновилась.
Симпатии всех — я спиной, что называется, это ощущал — были на моей стороне. Малейший мой удачный шаг вызывал аплодисменты. Такое внимание, разумеется, подогревало и обязывало…
Я дивился себе: не имеющий пока даже третьего спортивного разряда, так долго не уступаю мастеру спорта! И кое-что удачно получается не только в обороне — при нападении… Провел бросок через бедро, применил заднюю подножку. Оба раза после падения Илларионов вставал не спеша, неторопливо поправлял куртку. И неизменная улыбка играла на его губах.
Сердце подсказывало: не увлекайся, ты в упоении азарта, мастер все-таки дает тебе поблажку, не раз ведь мог он перевести борьбу в партер, „дожал“ бы… Но — щадит!
Однако что́ сердце?! Зрители — пусть их было мало, но они были — желали мне победы. И я, перестав осторожничать, боролся с Илларионовым уже в прямой ближней стойке, раз-другой применил жесткие приемы. Это-то, видимо, и раздосадовало опытного борца: щенок не просто зубы показывает — клыками рвать стал! И он в ответ на мои силовые наскоки использовал какой-то свой коронный прием, вроде бы не сильный, но эффектный и сверхстремительный; не успев опомниться, после трех- или четырехразового кувырка в воздухе я плашмя растянулся на ковре. В колено левой ноги будто кто-то со стороны ткнул острой иглой… Тем не менее я вскочил и возобновил схватку. Однако боль в ноге не уходила, становилась сильнее. И, осознавая всю бессмысленность дальнейшей борьбы (долго не выстою!), я сошел с ковра.
Что-то с ногой у меня…
Подбежали ребята, стали массировать мою ногу. Костя Еремин сказал:
— Легкий вывих, наверно. Сейчас подправим.
Дергали меня за ногу — раз, другой, третий, — но боль оставалась.
— Отдохни, Солтан. — Тренер потрепал меня по волосам. — Ты оправдал мои надежды.
Илларионов подошел, пожал руку:
— Из тебя выйдет самбист, сынок.
Так и назвал меня — „сынок“, хотя сам, скорее всего, был старше меня на каких-нибудь пять-шесть лет.
Самохин — а он, как я после выяснил, был гимнастом, кандидатом в мастера — тоже подошел, одобрительно заметил:
— И я, выходит, не ошибся в тебе!
Понаблюдав за борьбой товарищей, я направился в душевую. Левая нога при ходьбе сгибалась с трудом, под коленной чашечкой словно бы засел отломившийся кончик иглы: резкое движение, и тонкая, пронзающая боль ударяла в голову, по глазам… Кое-как, сильно хромая, возвратился я в зал. Поспешил ко мне Костя Еремин, потрогал колено, спросил:
— Здесь?
— Угу…
— М-да… растяжение, что ли? — Он, я заметил, был огорчен и встревожен. — Зря выпустил тебя против Илларионова…
— Он же отлично боролся! — воскликнул кто-то из ребят.
— Если до завтра боль не утихнет, появишься тут, доктору тебя покажем, он снимок сделает. Договорились? — Костя опять потрепал меня по волосам и ушел к ковру, на котором боролись двое наших, без Илларионова уже, пареньков.
Опираясь на плечи Ислама и Арслана, я встал со скамьи.
— Потопали, друзья, отборолся я, видать…
— Брось, — возразил Арслан. — Борьба серьезная была. Был бы он полегче весом — ты явно взял бы его. А то ведь — бегемот! Но ты еще покажешь себя на ковре. Теперь-то верим…
— Покажешь, — поддержал друга Ислам. — А ногу попарим — и завтра на танцы вместе пойдем… Ничего!