Однако все оказалось намного сложнее, чем предполагали я и мои друзья: на следующий день наш спортивный доктор, осмотрев распухшую ногу, отправил меня в больницу. Да еще выругал, что обратился к нему не сразу же, не вчера…
Едва я расположился в палате, туда примчался Костя Еремин. В это время с рентгеновским снимком в руках на моей койке сидел лечащий врач, расспрашивал меня…
— Что у него, товарищ доктор? — спросил тренер. — Растяжение сухожилий?
Врач кивнул.
— Кость не повреждена?
— Есть повреждение, ню не опасное. До свадьбы заживет!
— До свадьбы — ладно… А сможет он через неделю участвовать в соревнованиях? Мы надеемся…
— Вы что?! — У врача в голосе изумление было. — Полгода, как минимум, никаких больших спортивных перегрузок, кроме физзарядки да специальных упражнений… Через неделю только из больницы отпустим, а после на режиме!
— Ну-у, — разочарованно протянул Костя, — опечалили вы, товарищ доктор, всю спортивную общественность!
— Так уж?
— Да-да! — Костя подмигнул мне, а лицо у него оставалось удрученным. — Вы, товарищ доктор, уменьшили количество наших чемпионов на одну активную единицу…
— Идите, идите! — махнул рукой врач. — Да сами сюда не попадайте. Не спортсмены — костоломы!
— Держись, Солтан…
Костя ушел, вскоре следом — врач, и почти тут же в белых халатах, наброшенных на плечи, появились Арслан и Ыхлас — со свертками в руках.
— Вы что — знакомы? — удивился я.
— Пока по лестнице сюда на второй этаж поднимались — успели познакомиться, — ответил Арслан. — Мы строим дома из кирпича, а он собирает их из панелей… Вот принесли тебе кое-что, подкрепись!
К вечеру навестили товарищи по секции. Аман, студент педагогического института, с которым мы чаще всего боролись в паре, сказал, что у тренера были особые виды на меня и он, дескать, сейчас горюет: накануне первенства получил травму потенциальный чемпион! Костя Еремин, по словам Амана, специально выпускал нас против тяжеловеса, да к тому же имеющего звание мастера спорта: чтоб там, на соревнованиях, мы не терялись перед любым противником… Идея-то, может, и хорошая — вот так натаскивать неопытных пока борцов, — но я, к сожалению, очутился на больничной койке. А если и впрямь стал бы чемпионом города?
За окном зимний ветер раскачивал тонкие ветви голых, потерявших листву деревьев. Небо было тусклым, серым.
В палате лежали еще трое мужчин, и, наверно, они завидовали мне: во-первых, я попал сюда всего на несколько дней, скоро выпишут; во-вторых, меня каждый день кто-нибудь обязательно навещал… А то и по два-три раза на дню.
Уж кого я никак не ожидал увидеть здесь в палате, так это Люсю — ту самую рыжую девушку-штукатура, которая задиристыми шутками встретила мое появление на стройплощадке в самый первый, а потому памятный день… Она впорхнула в палату, и та словно бы засияла золотыми лучиками — от рыжей копны Люсиных волос, от ее веснушек, которые почему-то держались на девичьих щеках и в феврале, от ее звонкого смеха, наконец. Она, не смущаясь сама и смутив меня, низко наклонилась, поцеловала с веселыми словами: „Это по поручению нашего бригадира Суханбабаева…“ И еще раз чмокнула: „А это от имени всех девушек малярно-штукатурного звена!..“
Уходила — я в окно смотрел.
Она оглянулась, помахала рукой.
Я тоже помахал…
Милая девушка!
„Как нога у тебя заживет — пригласишь меня в гор-парк на танцы?“ — сказала на прощанье. А в карих глазах те же золотые лучики…
Но самую большую радость доставил мне своим появлением Ислам. И почему ведь? Письма принес он мне! Долгожданные…
— Эх, Солтан, некстати охромел ты, — растянув в широкой улыбке рот, сказал он. — А то заставил бы тебя плясать!
И бросил поверх моего одеяла конверты с почтовыми штемпелями…
Как только я остался один, жадно принялся читать… Начал с письма старшего брата, который вместе со своим вложил в конверт письма Акмухаммеда и Ораза, посланные на мое имя в аул.
Брат сообщал, что дома все здоровы, жизнь течет обычным порядком, справлялся о моем здоровье и о моей работе. Подробно излагал он наказы матери: не водиться с непутевыми людьми, которых, дескать, много в городе; плотно завтракать перед началом работы; если заболит желудок — лечить его настоем из гранатовых корок; не привыкать к курению и выпивке; быть осмотрительнее с городскими девушками и так далее и тому подобное! Я читал это и, будто омываемый изнутри теплой волной, улыбался, видя в этот момент, как наяву, озабоченное, в сеточке морщин лицо матери… Как ты печешься, родная, о своем отбившемся от отчего гнезда сыне, как тревожится твое бедное сердце! И хорошо еще, что не знаешь про больницу, а то вообразила бы бог весть что, заставила бы старшего сына поехать сюда, в Ашхабад, навестить, проверить, убедиться…