— Могу, — раздалось в ответ.
— Хорошо, тогда пошли.
И странное дело, пока мы шли по коридору, у меня крепла уверенность в том, что Алмаз сказал правду. Во мне росла глухая неприязнь к этому Нуру Аширову. И ведет он себя недостойно, и истории с ним всякие…
— Есть предположение, что имена на парте вырезал Аширов, товарищ директор, — доложил я, предполагая, что директор обрадуется, накажет виновника, а мне пожмет руку, поблагодарив за старания. Но он только посмотрел на меня отсутствующим взглядом, потом повернулся к Алмазу.
— Это верно, сынок?
Мальчик молчал, засунув руки в карманы.
Директор вышел из-за стола, подошел к нам поближе и очень добрым голосом продолжил:
— Сынок, как он это сделал? Скажи. Я не буду его наказывать. Я хочу, чтобы он больше так никогда не делал. Правильно я говорю? А ну-ка сбегай и позови его сюда, а сам погуляй во дворе.
Директор поднял трубку телефона и набрал номер.
— Алтын? Зайди ко мне.
Через некоторое время пришли Нур и завуч.
— Опять он! — возмутился Таджевич, опускаясь на стул. — Опять будем искать истину! А все этот Гулович. Распустил класс, а теперь мы собираем ягодки.
Шрам на его губе побелел.
— Мне тоже говорили, что парту испортил этот самый герой. Сколько можно терпеть такого хулигана?! Ты это сделал? — угрожающе крикнул Таджиевич. — Говори, кутенок!
Нур молчал, но взгляд его пылал таким огнем, что казалось, еще немного — и случится беда.
Директор все так же спокойно сидел за столом, только лицо его побледнело. Длинные пальцы стучали по столу.
— Смотрите, да он издевается над нами, — воскликнул завуч, дернув парня за ремешок штанов. — Ты будешь говорить, а?
— Сынок, если это ты вырезал, признайся, — попросил директор. — И покончим с этой историей.
Алтын Таджиевич стал расхаживать из угла в угол. Его лицо наливалось кровью.
— Ай, берекеле! — вдруг воскликнул он. — Трое не можем разговорить одного сопляка. Говори, ты парту изрезал?
— Не знаю, — отвернулся Аширов.
— Ах, ты не знаешь! А кто знает?
Таджиевич резко повернулся к мальчику. Я быстро встал между ним и Ашировым.
А Нур вдруг отбросил мою руку, которую я положил на его голову, и, заливаясь слезами, закричал:
— Бей, бей! Ты же знаешь, что я круглый сирота! Бей! Да, это я вырезал имена на парте, я! Почему этому любимчику все можно: и к учителю в гости ходить, и у Адама Гуловича на скрипке играть, и вместе с учителем в театре сидеть, и во дворе школы с ним гулять?! А мне, если я круглый сирота, ничего нельзя! Так вот пусть ему хоть один раз будет плохо!
И, уткнувшись в мою грудь, Аширов громко зарыдал. Бай-бой, вот так новость! Мог ли я подумать, что в классе так ревниво следят за моим поведением. Получалось, что в проступке школьника был виноват учитель. Милый ты мой Нур, почему же ты все это время молчал? Да мама тебе нажарит столько чебуреков, что ты объешься ими! Ах, как я мог быть таким бездушным! Только бы сказал о том, что хочешь побывать у меня в семье!
Мальчик рыдал, содрогаясь всем телом. Казалось, еще миг, я и сам разревусь, как маленький. Вынув из кармана платок, я хотел вытереть слезы на глазах Нура, но сделать это не удалось.
— Не надо! — вдруг закричал Аширов. — Идите к своему любимчику! — И выбежал из кабинета.
Сбитый с толку неожиданными событиями, я, словно провинившийся школьник, не знал, как себя вести.
— Вот что значит иметь в классе любимчиков! — злорадно проскрипел Алтынтадж. — А ведь мы вас предупреждали!..
— А что я такого сделал?! Хотел, чтобы было как лучше…
— Ну что с ним делать: ты слово, он — десять!
Директор постучал карандашом по столу.
— И все-таки, Байрам, на вас лежит большая вина: нельзя в нашем деле проявлять свои симпатии и антипатии. Сами видите, чем это обернулось. Идите. А ты, Алтын, пока останься.
В коридоре всхлипывал Аширов.
— Учитель, меня накажут? — спросил он.
Мне хотелось выговорить ему что-то строгое, как этого требовало мое положение. Но у меня не хватило сил.
Я подошел, улыбнулся, легонько щелкнул по его горбатому носу и крепко прижал мальчика к себе. Нур словно влился в меня, так, верно, была нужна ему в этот момент ласка. Да я бы и сам, наверное, не возражал, если бы мама сейчас погладила меня по голове…
— Простите меня, учитель! — попросил Нур. — Я больше никогда так не буду делать.
— Ну, хорошо, хорошо, успокойся. Как в таком виде пойдешь в класс? Смотри, глаза какие.
— Я умоюсь.
— Да, в трудное положение мы попали.
— А что, если мы немного погуляем во дворе школы? — робко предложил мальчик.