Месяц, однако, назад распорядился Догдомэ, чтобы сюда, в выгоревшую степь, начали возить навоз. Не поздно было тогда распахать этот участок да засеять овсом на зеленку. Не выполнил распоряжения Цынгуев. Точнее, выполнил наполовину. Привезли сюда навоз, и немало привезли, свалили кучами да так и оставили. Проверить Цырен Догдомович не удосужился, напомнить — тоже. Вот и морщится сейчас, как от зубной боли. Не Шойдока — себя ругает.
Прихрамывая, поскрипывая протезом, нагнал председателя Дугаржаб. Подошел к навозной куче, пнул сапогом, спросил:
— Какая польза от него, Цырен Догдомович?
— Большая, — не ему, себе ответил Догдомэ.
Недоверчиво посмотрел на него Дугаржаб, снял зеленую фуражку пограничника, вытер вспотевший лоб.
— Всегда же землю удобряли.
— Это верно, что всегда. Только чаще халтурили, вид делали, будто удобряли. Расшвыряют два-три короба навоза — и делу конец.
— Сюда вон сколько привезли. Какой толк?
— От того, что он тут лежит, толку мало. Это ты правильно говоришь.
Догдомэ садится на одну из куч.
— Раньше, Дугаржаб, скотоводы очень хорошо удобряли степь. Навоз как самую большую ценность берегли, потому что лучше нет удобрения. Он и влагу долго держит, и землю обогревает. От него брожение в почве. Всяких полезных вещей для плодородия в нем много…
— Этого добра у нас хватает. Хоть тыщу тонн можно вывезти.
— Вывезти недолго.
Любит Дугаржаб слушать председателя. Он, когда увлечется, так здорово рассказывает. И сейчас загорелся, размечтался. Придет, говорит, время, будем мы все-все знать о своих землях. Составим почвенные карты на все участки, и каждый получит то, что для него полезно. Сюда — минеральная подкормка, сюда — навозу побольше, здесь микроэлементы требуются… Удобрять поля станут с самолетов. А то еще новый метод появился — не слышал, Дугаржаб? — гидропоника называется…
— Заболтался я, — спустился с облаков на землю Догдомэ. — Сейчас надо думать, как это пастбище спасти. Хоть и потеряно время, но кое-что можно еще успеть. Ваша бригада, Дугаржаб, может отлично все это сделать. Как ты думаешь?
— Можем, конечно. Вы только подскажите.
— Для начала весь навоз надо ровным слоем раскидать по всему участку, а потом перепахать.
— Это мы сделаем. И разровняем, и распашем. А если бригадир на другую работу поставит?
Догдомэ насупил брови.
— Не поставит. Правление обяжет… Ну, мне, однако, пора, — он попытался подняться и скорчился, застонал, схватился за спину.
— Что с вами?
Осторожно распрямившись, Цырен Догдомович рассмеялся.
— В старики записываюсь. Перед непогодой кости ломит. Как раны заноют, — точно, дождь будет. И сейчас, должно быть, надолго погода испортится.
— Правда?
— Представь себе… А у тебя нога не болит? — всматривается в небо Догдомэ.
— Чего ей болеть — она деревянная, — усмехается Дугаржаб.
— Постарше станешь — и деревянная заноет. Ты что, остаешься?
— Начну ваше задание выполнять — навоз покидаю. Время у меня есть. Инструмент тоже, — он показал на брошенные кем-то лопаты и грабли, усмехнулся: — Малая механизация.
Оставшись один, Дугаржаб, не мешкая, принимается за дело. Покидывает, пошвыривает комья навоза. Одну кучу прикончил, к другой перешел. Шибко не торопится, чтоб не устать. Работы тут — начать да кончить, если одному да лопатой…
По ближней дороге проскакал кто-то на коне. Остановился у края поля, легко спрыгнул с седла. Издалека можно узнать по шапке-кубанке — Санджи Бумбеев.
— Сайн, Дугаржаб Беликтуевич!
— Привет, зоотехник!
— Какие новости? — спрашивает Санджи.
— Особенных новостей нет. — Дугаржаб достает папиросы, протягивает практиканту. — Закуривай.
— Спасибо, я не курю.
— А я вот бросить никак не могу… С фильтром покупать стал. Норму установил — три штуки в день. Эта — последняя сегодня. Куда едешь?
— Председателя ищу.
— Цырен Догдомович только что тут был. Перед тобой уехал.
— Какая-то машина направо проехала. Он, однако?
— Должно быть.
Санджи оглядел поле.
— Удобряете, да?
— Верно. А ты, зоотехник, здорово научился говорить по-бурятски!
— Спасибо.
— Видишь, какая передовая техника? — поднял за черенок лопату. — Мы же чабаны-механизаторы!
Санджи носком сапога раздавил комочек навоза.
— Да-а, техника. А почему вы один работаете? У вас же большая бригада. Почему никто не помогает?
— Другим делом заняты. А я вот послушал сейчас Цырена Догдомовича и откладывать не стал. Очень нужно, говорит председатель.
— В вашей бригаде есть такой Дондок. Вот его бы сюда и поставить.
Дугаржаб машет рукой.
— Такого типа разве заставишь! Его вообще лучше ни к какой работе не подпускать, как чесоточную овцу в отару.
— Хорошенько воспитывать его надо, — серьезно произносит Санджи.
— Поздно его воспитывать.
Санджи непонимающе пожимает плечами.
— Почему все ему с рук сходит? Убежал из бригады — ничего. Семью свою разрушил — тоже ничего…
— Балмацу рада, что избавилась наконец-то от него.
— Правда? — неизвестно чему радуется практикант. — Балмацу, конечно, пока еще не умеет работать. Но она старается. Если вы ей поможете, бригадир…
Дугаржаб презрительно сплевывает.
— Бригадир поможет! От него чуть больше пользы, чем от Дондока.
— Правильно, он очень плохой… — вспоминает Санджи встречу с Цынгуевым на ферме. Не удержавшись, рассказывает, как Шойдок Цынгуевич напоить его хотел, как подбивал жалобу на Булата подписать.
— Вот видишь!
Говорить о бригадире им, однако, не хочется.
— Как тебе живется у нас, Санджи? — спрашивает Дугаржаб.
— Хорошо! Второй раз сам приехал. О доме немножко скучаю…
Дугаржаб соглашается:
— Свой край…
— Извините, — спохватывается Санджи. — Я вам мешаю.
— Ничего-ничего.
— Хотите, я вам помогу? Немножко.
Санджи хватает лопату. Видно, соскучился по настоящей мужской работе. С силой бросает навоз, чувствуя, как упруго заходили мышцы. Дугаржаб сразу отстал от него, да он и не спешил особенно — тщательно разгребал комья, чтобы они ровнее покрывали поле. Медленно — еще не плохо, Дугаржаб старается. Он не замечает времени и чувствует, что прошло: уже немало, по боли в ноте. Оказывается, устал. А может, Цырен Догдомович прав — к ненастью это? Нет, не только нога, все тело ноет. Конечно, устал. Он наваливается на перевернутые и упертые черенком в землю грабли, отдыхает.
Припустил дождик. Одежда намокла, но это даже лучше, прохладнее и дышать легче.
— Чем занимаемся, Дугаржаб? — слышится сзади.
Он оборачивается. Держась за руль мопеда, возле него стоит Лидия Васильевна Демидова. Лицо ее в бисеринках дождевых капель.
— Да вот… удобряем.
Лидия Васильевна с сомнением оглядывает навозные кучи.
— А почему машины не используете? Так вы долго провозитесь. Где бригадир?
Дугаржаб ничего не отвечает.
«Вы — его жена — не знаете, — думает он. — Откуда мне знать?»
Демидова словно не заметила замешательства парня, а может, просто отвлеклась, завидев работающего поодаль практиканта.
— Это Санджи? Какой хороший парень! Всем помогает. Санджи-и! — кричит она.
Рослый калмык, оставив лопату, распрямляется.
— Лидия Васильевна, мэндэ!
— Здравствуй, здравствуй, товарищ зоотехник. Скажи, это тоже входит в твою программу?
— Почему нет? Тоже нужная работа.