Уберу этот том стенограмм ХIV съезда на место, а там еще и ХV-й, и ХVI-й и ХVII-й стоят. Когда-нибудь соберусь с духом, полистаю и следующие — может, там стали по-другому государственные дела обсуждать.
Интересно, как папа относится к этим материалам съезда? Ведь он сам был участником ленинградских конференций, где выбирали делегатов на съезд, и там наверняка тоже спорили, какие-то резолюции готовили. У него есть групповая фотография, где он среди участников такой конференции. Он член ВКП(б) с 1919 года и, наверное, мог бы разъяснить все непонятное. Но сейчас у меня с ним такие отношения, что лучше ни о чем его не спрашивать. Да и видно, что у него самого какие-то неприятности — домой приходит поздно, усталый и сердитый. И почти ни о чем не разговаривает ни со мной, ни с мамой.
12 января 1941 г.
Снова школа. Снова разговоры о госэкзаменах да о повторении материала, да о том, что можно пересдать некоторые чертежи, зачеты и прочие «хвосты». Мне тоже предстоит всем этим заняться. И надо немедленно решить: или я ухожу из школы в техникум, или доучиваюсь и иду в ВУЗ. Но в какой? Наши ребята уже почти все выбрали институты, куда пойдут, и уже начали почитывать литературу «по специальности». А уж за оценками гоняются — даже противно. Я никаких рекордов побивать не собираюсь и даже успела схватить троечку по немецкому. Но все же решить вопрос о том, куда мне пойти учиться дальше, надо. Даже папа вдруг спросил о том, «какие у меня намерения» после школы. Меня насмешило старомодное слово «намерения», и я сказала, что «мои намерения, кажется, склоняются в пользу театрального института». Так он прямо взвился и сразу на маму: «Это еще что за новости?!» И мама еле убедила его в том, что я просто «дурю», и что водила к себе в библиотеку только для того, чтобы я помогала в расстановке книг, а не для того, чтобы завлечь актерской профессией. Ну, и тут же разговор переключился с меня на то, зачем мама согласилась работать в таком несерьезном институте. Папа давно ее за это ругает. А я тогда благополучно улизнула под шумок на субботние «танцульки» с Костей. А театральный институт мне действительно понравился, конечно, я и не думаю туда поступать — сказала только для того, чтобы позлить папу. Но сам по себе театральный институт очень симпатичный. Это старый особнячок на тихой Моховой улице, с беломраморной лестницей на два пролета, огромной зеркальной стеной справа, у входа (я в это зеркало чуть не влетела, когда пришла первый раз). А на втором этаже — белый танцевальный зал с широченными окнами. Там часто звучат аккорды шопеновского «Полонеза», и студенты актерского факультета парами входят в распахнутые двери на очередные занятия ритмикой и танцем. Тут же — маленький театральный зал и сцена, где целыми днями репетируют что-то. А возле дверей толпятся и те, кто в гриме, в костюмах разных времен, и те, кто пытается проникнуть в зал в качестве зрителей.
Я однажды попала на последний акт дипломного спектакля, простояла до конца, зажатая между студентами возле самых кулис. И хотя все актеры были совсем рядом и было видно, как они волнуются, но понравилось мне очень, больше, чем в настоящем театре. А что они играли, я даже и не знаю, что-то из Шиллера, кажется, со шпагами, — спрашивать было неудобно.
А библиотека мамина рядом с этим залом, в двух комнатах сумрачных и торжественных, будто католический собор: стены обшиты деревянными панелями с резьбой, шкафы с книгами тоже старинные, книги, альбомы по искусству — очень интересные, и многие еще дореволюционных изданий. Я рада, что могу иногда, «как своя», бывать в институте, и меня уже там некоторые знают как «дочку зав. библиотекой».
Вот, отвлеклась, и забыла, что завтра у меня политинформация, а я уже не помню, когда в руках газету держала, надо будет мне снова регулярно записывать главное.
Просмотрю вчерашнюю «Правду». Ого! Оказывается, мы заключили еще один договор с Германией: «О Советско-Германской границе от реки Игарки до Балтийского моря» (что-то я не понимаю насчет этой границы). И еще: «Коммюнике о советско-германском соглашении об урегулировании взаимных имущественных претензий по Литве, Латвии, Эстонии» («Имущественных»? «Взаимных»? — тоже не понимаю). И о переселении их населения. (А зачем переселять-то?).
И еще в газете: «Хозяйственное соглашение между СССР и Германией до 1-го августа 1942 года», где сказано, что «сумма предусмотренных взаимных поставок весьма значительно превышает рамки первого договорного года». Вот это понятно: взаимно торговать будем, а чем больше друзей, тем лучше. Да, вспомнила — во время каникул в «Правде» вдруг напечатали очень веселую комедию Корнейчука «В степях Украины». Я даже отдельные сценки из нее маме вслух читала — она же теперь в театральном мире и ей надо знать молодых драматургов, да еще таких, чьи пьесы даже в «Правде» печатают.