— Все это не так! — воскликнул Шютц. — Не далее, как сегодня…
— Довольно! — оборвал Берг, поглядев на него поверх очков, съехавших на кончик носа. — Будем продолжать дискуссию? Или не будем? Тогда подведем итоги…
После заседания он подошел к Шютцу, отвел в сторону.
— Послушай, секретарь, — начал Берг. — Для начала мы тобой довольны. Но ты вот что, не зная броду, не суйся в воду. Ты нам больше такого праздника стрелков[17] не устраивай! Что за стрельба по свободно выбранным мишеням!
«Стрельба по мишеням! — повторил про себя Шютц. — Этого только не хватало!»
По его виду Берг понял, что он весь кипит. Улыбнулся.
— Ладно, без пословиц. Уточним: заседание парткома — не место для сведения счетов и потасовок. Вызвали для отчета — отчитайся как полагается. Обсудим, примем решение. И за выполнение решений с тебя спросим, понял?
Шютцу эти поучения показались излишними, он как-никак не со вчерашнего дня в партии. А тут еще вдобавок полетело к чертям дело, которое ему поручили уладить. Он не сдержался, во весь голос сказал:
— Но мы действительно именно сегодня…
Берг отмахнулся:
— Не занимайся ты столько организацией труда. Оставь это Штроблу. Займись людьми. Узнай, что их заботит, тревожит. Можешь, конечно, подойти к этому вопросу, начав с борьбы за чистоту, сделай одолжение. Советские товарищи требуют, чтобы чистоту мы соблюдали, как в операционной. А у вас что? Ты раскрой глаза пошире!
— У нас, — возразил Шютц с жаром, — у нас монтажники и без того забегали с вениками и лопатами. Чего же еще?
— Дай каждому по ведру и половой тряпке! Да-да, не удивляйся! Одними вениками и лопатами не обойдешься. От нас требуют полного обеспыливания, тебе-хо это известно! Если ты не сообразишь, сколь это важно, где же другим понять? Поразмысли-ка на досуге…
Его поджидал Эрлих. Он стоял в коридоре недалеко от двери парткома и, увидев выходящего Шютца, тихонько свистнул, чтобы обратить на себя внимание.
— Ты же сказал, что пойдешь с нами играть в волейбол, — сказал Эрлих. — Сегодня мы как раз собрались.
— А мне сегодня что-то не до волейбола, — буркнул Шютц.
— Вон там Карл Цейсс, — Эрлиха как будто не смутил отказ Шютца. — Стоит, переминается с ноги на ногу, замаялся. Пошли скорее, не то поезд упустим.
Карл Цейсс оказался невысокого роста блондином с водянисто-голубыми глазами, прятавшимися под толстыми стеклами очков, которые он то и дело нервным движением водворял на переносицу — съезжали.
— Да и не в чем мне играть, — остановился Шютц у подъезда. — Тапочки-то в общежитии.
— Все продумано и организовано, — Эрлих подтолкнул его ладонью. — Либо Эрлих что организует, либо не берется. Раз он взялся за организацию, значит, и тапочки у тебя будут. Вот эти — твои! — он указал на пару, связанную шнурками и болтавшуюся у Цейсса через плечо. — А его, сам посмотри, на нем.
Пробежав метров пятьдесят, они еле-еле успели на поезд.
— Я что еще хотел сказать, — задыхаясь, проговорил Эрлих, когда они устроились в купе. — Если бы ты не согласился, пришлось бы нам против специалистов играть впятером. А у Юрия, сам знаешь, какой удар — не обрадуешься!
В спортзале пришлось изрядно попотеть. Он высоко выпрыгивал, атакуя, падая, доставал мячи в защите, старался применить обводящие и обманные удары, «заводил» свою команду и подначивал соперников — словом, устал он как следует, но усталость была приятной.
Штробла он нашел спящим. Улли Зоммер тоже тихонько похрапывал. Шютц выключил свет, принял душ и упал в свою постель. «Эх, бутылочку пива бы сейчас…» Но мгновенно уснул и без пива.
А часа два спустя проснулся неизвестно почему. Так, без всякой причины. Тихо. Темно. Слышно дыхание Штробла и Улли Зоммера. «А ведь не идет у меня дело на лад, — подумал Шютц. — Никак не идет». Обрывки фраз из разговора с Вернфридом… Строгие слова Берга: «Если ты не сообразишь, сколь это важно…» Простодушные советы Зиммлера. Указания Штробла: «Сперва — это, потом — то, а затем — то…» Ему хотелось обнаружить в своих действиях какой-то порядок, закономерность, а они оказывались нечеткими и расплывчатыми. «Я то туда сунусь, то сюда, — думал он, — и вроде бы я дело делаю, но разве это дорога, укатанная дорога? Нет, это вот на что похоже: бывает, в грязь дорожку выкладывают отдельными камнями или булыжниками, а потом прыгают по ним. Вот и я как бы такими прыжками передвигаюсь… А остальные с интересом за мной наблюдают и радуются, когда мне удается очередной удачный прыжок, и похлопывают по спине. Но это всего лишь отдельные прыжки — все это понимают, и Штробл лучше других. Что там сегодня говорил Эрлих: «Либо Эрлих что организует, либо не берется!» Подтекст ясен: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Он и сам не раз и с самым серьезным видом говорил эти слова, давая понять, чего ожидает от человека. Либо человек единица, либо — нуль! И что же представляет собой в данный момент лично он? В своих собственных глазах и в глазах других? Нечего глядеть на свет через розовые очки, факт остается фактом — пока что ноша ему не по плечу. Но поднять ее он обязан! Как, каким образом? Штробл сейчас — что-то вроде туго натянутой тетивы лука, — думал Шютц. — Ему хочется, чтобы стрела была поскорее спущена. Мне тоже необходимо найти точку натяжения, а то я провисаю, черт побери…»