— Я не знаю, как себя вести с ними, — сказал я, поднимаясь. — Расскажите хоть, в чем дело. Это же не простое баловство.
— Нет, это распущенность! Это выходит наружу ваша «демократия»: что постановили, то и сделали. Вот они и постановили превратить класс в пиратский корабль.
— И девочки в классе?
— Девочек они выгнали. Те вели себя еще хуже всяких пиратов. Видите ли, они тоже не пойдут на урок, потому что прошлый раз Полина Поликарповна дала им двойное задание на пришкольном участке и за это вроде бы обещала освободить от урока.
— Так вроде бы или в самом деле обещала?
— Какое это имеет значение сейчас?
— Принципиальное.
— Не теряйте времени. Потом будем принципиальничать.
Я выскочил из кабинета по-прежнему здоровым и сильным. Теперь мне все было ясно. Полина Поликарповна по своей «угорелой педагогике» обронила обещание и не сдержала его. Это она взбунтовала мой экипаж. И ее следовало бы привлечь к ответственности. Но взрослые являются владыками школьного мира и не подвластны суду подчиненных. Что же остается делать последним, если в опасности сама справедливость?
Я подошел к двери класса. За ней притаилась тишина. Нажал на ручку — дверь не подавалась. Отмычкой тут ничего не сделаешь. Нужен ключ. Знаменитый педагогический ключик, где ты?
Я набрал побольше воздуха в легкие и крикнул:
— Эй, на корабле! Спустить трап для капитана!
Послышались шепот, шаги, голоса:
— Кого побаиваться-то! Спустить трап!
— Есть, сэр!
Затарахтели дружно растаскиваемые парты. Потом все замерло. Дверь открылась сама. Я вступил на мятежную палубу. «Пираты» — взъерошенные волосы, горящие щеки и настороженные глаза — кучковались в отдалении. Во всю доску красовалось выведенное мелом название корабля «Справедливость». Над доской свисала, прикрепленная к указке тряпка. Все было так, как я предполагал. Только в одном я не узнавал своих ребят.
— Позор! — сказал я, срывая тряпку. — Как вы могли поменять красный флаг на этот грязный пиратский лоскут?
Сняв со стоявшего ближе всех ко мне Мити Васнева галстук, я водрузил его на флагштоке.
«Пираты» молчали и не поднимали свои понурые головы.
— Мичман Красюк, построить экипаж! — приказал я и отошел к окну.
«Пираты» осмелели, зашевелились, охотно сбрасывая с плеч гнетущее оцепенение, но строиться не торопились, несмотря на старания Красюка. Послышались негромкие возгласы:
— Не пойдем на участок!
— Нечего было обещать!
— Принципиально!
Все было как на настоящем мятежном корабле.
— Отставить разговоры! — скомандовал я. — За бунт на корабле и неподчинение самому адмиралу по законам, принятым на всем земном шаре, вам грозят не то что земляные, а каторжные работы. Мне приказано привести вас в штаб на суд адмирала. В случае неподчинения будет вызван шефский крейсер и вас отведут под конвоем. Благоразумие и полное признание своей вины — вот это может облегчить вашу участь.
Я полностью выдержал все условия игры. Крыть было нечем. Кобзарь стал правофланговым, рядом пристроился Радченко, потом Сомов и все остальные с Васневым на левом фланге.
— По вашему приказанию экипаж построен! — доложил Красюк.
На решительных лицах членов экипажа я читал отчаянную готовность к любому суду и расправе, лишь бы не идти на пришкольный участок, где Полина Поликарповна проводила незаконный урок с девочками.
Мы пошли в кабинет адмирал-директора строем и сомкнулись в плотную шеренгу перед ее столом. Дора Матвеевна хмуро, но не без любопытства следила за построением и в конце кивнула мне:
— Идите на урок.
Я замялся. Хотелось присутствовать при таком ответственном разговоре. Но, как известно, приказ адмирала капитаны не обсуждают. Я повернулся и вышел.
На другой день я читал на летучке первые страницы из введенного мной «вахтенного журнала» траулера «Справедливость»:
«Школьное море. Порт № 55. Двенадцатый день апреля. Приказ № 1:
Вчера в шесть ноль-ноль состоялся суд над нарушителями порядка на траулере «Справедливость». Председательствовал адмирал-директор. Присутствовали представители штаба флота, свидетели и главы семейств всех членов экипажа. В ходе судебного следствия были обстоятельно проанализированы причины, приведшие к беспорядкам. Суд нашел, что случай с вызовом экипажа на земляные работы вместо обещанного отпуска явился лишь внешним поводом для неповиновения. Истинные причины этого позорного происшествия гораздо глубже. Они объясняются ослаблением воспитательной работы на траулере. Многие члены экипажа неправильно поняли принципы справедливости и демократии, принятые на корабле. Становясь в защиту порядка, они сами готовы кричать, шуметь и устраивать беспорядки. Именно так получилось одиннадцатого апреля. Если бы личный состав проявил выдержку и сознательность, спор был бы решен в духе справедливости и экипаж через своего капитана получил бы обещанный отпуск. Склонность к анархии и беспорядкам следует объяснить еще и тем, что имеющиеся небольшие трудовые успехи кружат многим головы. Замечены признаки зазнайства, «ячества» и особенно «мычества». Об этом убедительно говорил в своем свидетельском показании товарищ Малинин и многие другие.