А еще Тамберли все-таки был не один. Рядом, скорчившись, сидел Луис Кастелар. Он уже оправился от потрясения; из горла рвался свирепый рык. Кругом в напряженных позах стояли мужчины и женщины. У края платформы Тамберли заметил темпороллер.
В следующую секунду он обратил внимание, что его держат под прицелом, и оглядел людей. Странный фенотип, ничего общего с известными ему расами. Из-за этого люди казались похожими как две капли воды: будто резцом искусника выточенные черты, высокие скулы, узкие носы, большие глаза. Алебастровая кожа резко контрастирует с волосами цвета воронова крыла; радужки глаз тоже светлы. И никаких признаков растительности на лицах мужчин. Высокие, стройные, гибкие люди. Одежда и на мужчинах, и на женщинах облегающая, из одного предмета, без видимых швов и застежек. На ногах полусапожки из какого-то черного лоснящегося материала. Серебряное шитье — главным образом узоры в восточном стиле. Кое на ком, помимо основного костюма, яркий плащ — красный, оранжевый или желтый. На широких поясах карманы и кобуры. Волосы длинные, до плеч, прихваченные или простой головной повязкой, или орнаментальной лентой, или диадемой с блистающими каменьями.
Людей было около тридцати. Все они выглядели молодо. Что-то подсказывало Тамберли: у них за плечами немало прожитых лет. Наверное, они просто не стареют. В осанке — достоинство пополам с настороженностью, в движениях почти кошачья уверенность.
Кастелар озирался. У него отобрали и шпагу, и кинжал. Шпага блеснула в руках незнакомца; конкистадор напрягся, словно решил напасть.
Тамберли схватил его за руку.
— Успокойтесь, дон Луис! — сказал он. — Это бесполезно. Хоть всех святых призовите на помощь, но только не наделайте глупостей.
Испанец что-то проворчал и подчинился. Тамберли держал его и чувствовал, как под тканью одежды и человеческой кожей кипит гнев. Кто-то из окружающих произнес несколько слов — удивительный язык, не то мурлычущий, не то чирикающий. Другой сделал жест, словно просил товарища умолкнуть, и двинулся вперед с необычной грацией — как будто не шагал, а плыл. По всей очевидности, он был тут главный. Лицо с орлиными чертами, зеленые глаза, тронутые улыбкой полные губы…
— Здравствуйте, — сказал он. — Мы не ждали этой встречи.
Он без запинки говорил на темпоральном, общем языке Патруля Времени и большинства гражданских хронопутешественников. И его машина мало отличалась от транспортных средств Патруля. Но Тамберли был совершенно уверен, что перед ним нарушитель закона. А значит, враг.
С дрожью наполнив легкие воздухом, Тамберли пробормотал:
— Это который… год?
Заговорив на незнакомом для Кастелара языке, краем глаза «фрай Танаквил» уловил реакцию испанца: изумление, растерянность, злость.
— По григорианскому календарю — полагаю, он для вас привычен — пятнадцатое апреля тысяча шестьсот десятого года, — ответил незнакомец. — Как мне кажется, вы узнали эту местность, чего нельзя сказать о вашем спутнике.
«Он и не мог узнать», — подумал Тамберли.
Этот город, которому индейцы позднее дали имя Мачу-Пикчу, был построен великим инкой Пачакутеком и предназначен для отправления обрядов культа солнечных дев. Свое значение он утратил, когда центром сопротивления испанскому завоеванию стал Вилькабамба. В Вилькабамбе испанцам удалось умертвить Тупака Амару, последнего великого инку, — и с тех пор титул не использовался до двадцать второго столетия, до Андского Возрождения. Вот почему конкистадоры так и не нашли Мачу-Пикчу; безлюдный, забытый всеми, кроме горстки бедных земледельцев, он оставался неизвестным для белого человека вплоть до тысяча девятьсот одиннадцатого года.
В сознание Тамберли с трудом проникли слова незнакомца:
— Так же я уверен, что вы агент Патруля Времени.
— А вы-то кто? — выдавил из себя Тамберли.
— Предлагаю подобные вопросы обсудить в более подходящей обстановке, — ответил собеседник. — Это место служит только для возвращения наших разведчиков.
Это показалось странным. В пределах своего радиуса действия, то есть орбиты Земли, темпороллер способен появиться в любой момент времени с точностью до секунд и в любой точке пространства, до сантиметров. Хоть в эпоху динозавров отсюда перенесется, хоть в век данеллиан — последнее, впрочем, запрещено.