Еврейским женам угодить не просто.Избранник – он единственный из всех.Они хотят любимых видеть в звездах,В деяньях, обреченных на успех.
И потому ни в чем не знают меры,Когда мужей выводят в короли…Без женской одержимости и верыОни бы на вершины не взошли…
Пою хвалу терпению мужскому.Еврейским женам почесть воздаю.
Одна из них не просто мне знакома,Она судьбу возвысила мою.
* * *
Ане
Я счастлив снова думать о тебе,И дум таких уже теперь не мерено.Я радуюсь, что ты в моей судьбе.И уходить, как будто, не намерена.
Благодарю судьбу за первый день любви.За все другие, что еще предвидятся.Твое молчанье и слова твои,Как вздох царевны на влюбленность витязя.
* * *
Поэзия —Рискованный полет.Что страховатьсяПолотном газетным?
А если падать —Так на черный лед.Как это и положеноПоэтам.
Сказание об Андрее Вознесенском
На Пятой авенюЯ встретился случайноС открытым внове шармомИ с юностью своей.
На солнечной витринеВисел пиджак печально,Такой же, что когда-тоНосил мой друг Андрей.
Мистическое чувствоМне душу опалило.И распахнул я двери,Поверив в чудеса.
Но чуда не случилось.И я ушел унылоОт образа Андрея,Не осушив глаза.
Я перепутал годы,Смешал все наши датыВ надежде, что нежданноЖизнь обратится вспять.
Но друг мой виноватоСмотрел из дальней дали,И ничего в ответ мнеУже не мог сказать.
…Он мчался по Нью-Йорку,С иголочки одетый,Как будто поднималсяНад залами Москвы.
И васильки Шагала,Что были им воспеты,Смотрели вслед с плакатаГлазами синевы.
В машине пел Боб Дилан,И давней песней этойПевец прощался с другом,О чем никто не знал.
Последняя поездкаВеликого поэта…Но ждал Политехнический —Его любимый зал.
…Я вижу эту сцену.Царит на ней цветастоСверхсовременный витязьИ поднята рука.
Встает над залом властноВо весь свой рост великийЕдинственная в миреНадежная строка.
Он был пижон и модникЛюбил цветные кепкиИ куртки от Кардена.И шарфик à Paris.
И рядом с ним нелепоСветился чей-то галстук,На чьих-то старых брюкахВздувались пузыри.
Не зря же и в стихах онТак увлекался формой,Что вмиг был узнаваемПочти в любом ряду.
А что всех удивляло, —Ему казалось нормой,Когда бросал алмазыВ словесную руду.
Я не хочу миритьсяС его земным уходом.Не может свет погаснуть,Когда падет во тьму.
Андрей в своей стихии,Как Байрон, мог быть лордом.Судьба же подарилаНебесный сан ему.
И Господа просил онПослать ему второго,Чтоб поровну общаться,Он так был одинок…
Господь не принял просьбу.Не делят Божье слово.Жил без дублера Пушкин.И Лермонтов, и Блок.
По синему экрануЛетят куда-то птицы.Легки и чутки крылья,И музыкален звук…
Но птиц тех белоснежныхЯ принял за страницы,Умчавшиеся в вечностьС его уставших рук.
В своих стихах последнихНемногого просил он:«Храните душу чистой,Не троньте красоту…»
Был голос полон силы.В нем столько было веры,Что мир, устав от крика,Услышал просьбу ту.
* * *
Добрый порыв не бывает некстати.Доброе слово всех прочих нужней.Я не жалею, что годы потратилНа долгожданных и верных друзей.
Правда, обида случилась однажды:Друг оплошал на крутом виражеИ не пришел, хоть я очень нуждался,Горькую метку оставив в душе.
Так уж случилось…Но все мы ранимы.И не прощаем предательств и зла…Встретилась ложь —Ты прошествовал мимо,Как мимо сердца и дружба прошла.
Добрый порыв не бывает некстати.И ничего изменить в нем нельзя.Я бы хотел, чтоб мне верил читатель,Как доверяют друг другу друзья.
* * *
Младший брат ОнегинаПечоринМногому учился у него.Мог любую истину оспорить,Только бы добиться своего.