Это ранит достаточно. Джон все еще относит себя к южанам хотя бы на словах. Но слова использует, как типичный бастард — смесь деревенского языка простонародья с наречием тех самых лордов, еще и вставляет незнакомые Джейме междометия Старой Речи, из тех времен, когда Первые Люди правили миром. Джейме чувствует странную необходимость немедленно вступить в полемику с Джоном, поспорить и переубедить его.
Интересно, когда Бриенна выдумала себе эту странную формулу помолвки — битва, выигрыш, пари? До того, как поняла, что никому не интересна, или после — в надежде на нищего честолюбивого рыцаря, одержимого мечным боем? Джейме злится на нее, понимая, что вообще не должен быть заинтересован происходящим.
— Она леди. Ей не стоит опускаться до подобных развлечений на потеху толпе.
— Она леди с оружием в руках.
— Но она все же настоящая леди.
— Может быть, — Джон, кажется, поддразнивал его, делая это так же, как если бы на самом деле был королем.
Схватка переходит в стадию, когда все по-настоящему, и Джейме рад, что не видел их прелюдии, почти нежных тычков, которыми они обменялись, приветствуя друг друга. Бриенна сражается с кем-то другим. Это такая болезненная измена, что теперь он и рад бы отвернуться, но не может. Он болеет за каждое ее движение, потому что Тормунд сильнее во много раз, и женщине приходится приноравливаться к его движениям, его манере наносить бескомпромиссные удары едва не насмерть, и это то, чего она никогда не умела.
Приспосабливаться.
Это их с Джейме всегда роднило.
Он ударяет кулаком левой руки по деревянным перилам, но на этот раз Джон Сноу рядом молчит.
«Только не поддавайся, Бриенна, — молит про себя Джейме отчаянно, — не поддавайся ему. Держи удар слева, держи удар слева, дура, он обманывает тебя, он…». Она, словно услышав его предупреждение, блокировала выпад. Тормунд весил слишком много, чтобы любой, даже удачно отбитый, удар отбрасывал женщину назад, дальше и дальше от центра площадки, где она могла контролировать то, что происходит.
Джейме потерялся в происходящем. Был он, усиливающийся снег и двое внизу. Был Тормунд, в пылу битвы срывающий с себя одежду, рычащий и гигантский, яростно-возбужденный, и была Бриенна — рядом с противником такая маленькая, тоньше его раза в три, определенно слабее, стойкая, смелая и немного испуганная, если судить ее лицу. Джейме знал, как она со стоном вытягивает вечерами свои длинные ноги, насмотрелся за их путешествия, Джейме знал, как она потягивается, когда никто не видит, и непристойное возбуждение в штанах напоминает ему…
Бани Харренхолла. Воспоминание, почти стертое — слишком часто он извлекал его наружу, чтобы полюбоваться гневной обнаженной Бриенной, а затем вспомнить, как его голова касалась ее груди, губы скользнули по ее руке, сильной, гладкой и мокрой.
Это было больно, теперь особенно. Потому что Бриенна там, внизу, с другим мужчиной, который почти загнал ее в угол, и Джейме впервые за годы, если не десятилетия, молится по-настоящему, не рискуя анализировать, что его толкает на это. И о чем он, собственно, просит.
Тормунд слишком силен. Он подавляет, берет что хочет, и Бриенна — то, чего он хочет. У него еще много сил, а она почти выдохлась. Наконец, одичалый швыряет ее перед собой на снег, два удара, справа, слева — Джейме почти чувствует, как немеют пальцы Бриенны от попытки не выронить Верный Клятве, отражая эти удары, — и выпрямляется над ней, грозный, торжествующий победитель.
Ему достаточно приставить клинок к ее горлу, чтобы объявить себя выигравшим эту схватку. Это, конечно, могло бы быть шуточным дружеским поединком, чем является по сути, но, если верить Джону Сноу, сближение между ними существует на самом деле.
Это не всерьез. Только не Бриенна, я ее знаю. Она не может. Я не могу. Не допущу.
Бриенна кажется беззащитной на коленях перед рыжим великаном. Но в ее взгляде — а Джейме видит ее лучше, чем что-либо или кого-либо — нет отчаяния, нет страха, нет даже злости, лишь спокойное, несвойственное ей смирение и некоторое любопытство. Женщина позволила себе проиграть, понял вдруг Джейме Ланнистер.
Тормунд делает движение плечом, намереваясь поставить точку в поединке, и в эту минуту снег, и так валящий крупными хлопьями, вдруг разлетается во все стороны разом, раздается карканье ворон, а затем — звучит скорбный зов рога.
— Почти, моя малышка, почти, — рычание в груди Тормунда совпадает с третьим звуком сигнала, все приходит в движение вокруг, но Бриенна пялится на него молча, — я был ближе, чем кто-либо, а?
Джон Сноу покидает тренировочный двор. Одичалые разбегаются кто куда. Все заняты, дозорные, стюарды, все, только Джейме обессилел, и отчаянно пытается найти в себе капельку гордости для того, чтобы отлепить спину от стены и не казаться трусом.
Если бы только его внезапная слабость действительно была связана с трусостью и явлением Белых Ходоков.
Но это было признание, которому не нужны свидетели, кроме него самого. То, что он осознал вместе с нахлынувшим облегчением, когда Тормунд покинул тренировочный двор, как и Бриенна — отправившись в другую сторону. То, что выжимало слезы из самой глубины его истерзанного сердца.
«Если мы выживем, я скажу ей, что люблю ее. Если я увижу, что смерть близка, я скажу ей. Если один из нас будет умирать, а другой окажется рядом, я скажу. В любом случае, это все, что мне остается — признаться».
========== Поется в песнях ==========
Любовь находит человека по велению свыше; желание существует отдельно от любви; но неугасающая страсть, сочетающая и то, и то — это самородок-редкость, и рождается в неожиданных обстоятельствах.
Джейме Ланнистер с того дня и часа, как подпал под воздействие странных чар, соединивших его с Тартской Девой, задумывался о природе своей тяги к ней, но прийти к единому выводу никогда не успевал. С чего она началась, за какие якоря держалась, эта тяга?
Бриенна определенно не была из доступных девиц. Не склоняла к себе открытой лестью. Не делала намеков. Если, конечно, не считать за намек ее бесконечно влюбленный взгляд, стоило им только встретиться. Но к влюбленным взглядам Джейме привык, а вот взаимности удостоилась лишь одна женщина. И почему она — он не знал.
Может быть, дело было в ее физической силе. Она потрясала его с самого первого дня их знакомства. Выносливость и упрямство, так бесящие Ланнистера нередко, его же и восхищали. Бриенна шутя управлялась с самой тяжелой работой, ничуть при этом не уставая, даже не потея. Джейме знал, что значит потеть — особенно в доспехах. Дамы на турнирах не зря находились от своих славных воителей на расстоянии.
Вспотевшая Бриенна пахла, хоть и не розами, но чем-то безусловно приятным. Во всяком случае, не отвратительным. Чем-то, чем ему нравилось дышать. И это было в новинку для Джейме, потому что запах Серсеи, как и запах всех троих их детей он не чувствовал, не узнавал — настолько он не отличался, видимо, от его собственного. Поймав Бриенну за обнюхиванием его собственной рубашки, Джейме, конечно, вдоволь над ней посмеялся, но это было общее для них. Они проговорили о запахах, приятных и не очень, целый вечер.