«Я слышал, он упал на колени и со слезами просил прощенья!»
«А я слышал, он поцеловал его сапоги прямо там, при всех!»
Эриг махнул головой, прогоняя воображаемый хохот.
— Да будет так, — сказал он со всем достоинством, на которое был способен. — Посмотрим, чего ты стоишь, кальдиец!
Паладин сощурился и развернулся на каблуках. Собратья последовали за ним.
Облизав пересохшие губы, Эриг обратился к кардиналу Лекко:
— Вы ранены, ваша светлость?
— Пустяки, — Джерио показал ему ссадину на тыльной стороне ладони.
— Сир Раддерфорд!
Придворные покинули свои закутки, и Эрига вдруг окружили со всех сторон. Ему улыбались и хлопали по плечу.
— Я не сомневаюсь в вашей победе, сир, — томно сказала какая-то дама с рыжими, как пламя, волосами.
— Как и я, — прогрохотал высокий бородач, хранитель королевского арсенала. — Вы проявили настоящую храбрость сегодня!
— Я одолжу вам Гранглинг — меч моего святого деда. Нет оружия достойнее! — воскликнул какой-то рыцарь.
— Мой оруженосец начистит ваши доспехи перед схваткой!
— Я знаю приемы кальдийцев!
— Идемте в Пенный зал, я хочу сейчас же угостить вас!
Эриг почувствовал, что багровеет. Он жал протянутые руки, улыбался дамам и соглашался на все.
Пожалуй, еще никогда он не чувствовал себя таким нужным.
VII
Южная Лотария
Где-то на миреданском тракте
Стоило армии перейти границы Длани, отмеченые древними дольменами, как лето кончилось будто бы сразу. Дэнтону были привычны холодные ветра и дожди Лотарии, но многие солдаты, не говоря уж о принцессе, поражались, что ливни могут быть такими сильными и долгими.
Моллард по опыту знал, что с началом осени лотарские дороги исчезают и становятся грязью, поэтому повел людей по миреданскому тракту. Хоть и созданные много веков назад, они не боялись погоды. Широкие каменные плиты, на которых мог бы разъехаться сразу десяток всадников, были вкопаны в землю и возвышались над ней на пол-локтя. Вода и грязь стекали с пологих краев на обочину, так что дороги всегда оставались чистыми.
Миреданские тракты проходили через всю Лотарию и земли Дримгарда, исчезая за восточными границами Америи, в проклятых, погибших королевствах. Армия Молларда шагала по зеленому, что уходил на юг Дар-Минора.
— Почему она зовется зеленой? Ведь камень серый, — как-то спросил Лавеллет.
— Дождись полнолуния, — ответил Дэнтон.
В полнолуние миреданские тракты начинали светиться определенным цветом — на них проступали магические символы и древние письмена, которые даже мудрецы не могли прочесть. Многие верили, что ступить на нее в такие дни означало обречься на вечные беды. Вообще, разговоров о миреданской дороге ходило гораздо больше, чем ходило по ней людей. Мол, камни живые и способны сожрать человека, или у камней есть корни, ведущие до самого Небытия, или что это — кости невинных жертв, переплавленные магами. Инквизиторам и прочим служителям церкви вообще считалось недопустимым ходить по ним, но Моллард не боялся слухов. И все же на время полнолуния он приказал разбить лагерь в стороне от тракта. Отдых не помешает, тем более, что настали последние ясные дни этого года.
* * *
Кассандра сидела и смотрела в огонь, а Дэнтон сидел и смотрел на Кассандру. Зачем Всевышний свел их вместе? Если это было испытание стойкости, то Дэнтон его провалил. Они его провалили.
Ее волосы были черны, как ночь, а кожа бела, будто снег. Сирота, она росла в приюте в предместьях Стоунгарда, и никогда не видела родителей. Бледность говорила о северных корнях, но по темным волосам и пылкому нраву было понятно, что в ней течет не только ледяная кровь горцев, но и горячая америйская.
Тонкую шею пересекал узкий шрам, еще белее кожи. Шрам от удавки. Дэнтон никогда не спрашивал, откуда он взялся, а Кэс никогда не рассказывала. Он знал, что в их приюте случилось какое-то несчастье, после чего Кассандра попала к Девам Стали, ордену женщин-воительниц. Каким-то образом ее покровителем стал легендарный Марк Аллард. Именно по его посмертной воле Кассандру приняли в инквизицию.
Кэс подняла глаза от огня.
— Что? — спросила она.
— Ничего.
— Вы долго смотрите на меня, инквизитор. Вы хотите что-то сказать? Или сделать? — ее губы не улыбались, но в голубых глазах плясали искры.