В маленькой часовенке, где воздух был полон индивидуализирующей силы. Стены, колонны и церковная утварь прорастали лицами. Там были и другие посетители, и я видел, как у них из груди, изо лба и щек распускающимися бутонами появлялись лица. Воздух был наполнен семенами жизни.
За дверью, на улице, тоже, как грибы, вырастали лица из каждого булыжника. На минутку заглянул Фридрих Георг, закутанный в лабораторный халат.
Вскоре этот процесс сделался совершенно невыносимым; я чувствовал, как могучая энергия жизнетворения порождает силы, мучительностью своей намного превосходящие силы уничтожения.
Племянник Герд, приехавший из Лейснига через зеленую границу, привез оттуда приветы, а также, к сожалению, известие, что его брат Курт пал еще в последние дни войны под Штеттином — один из неисчислимого множества молодых, которым пришлось умереть, хотя давно уже было видно, каким будет исход. Я вспомнил сон, который рассказала мне его мать. Она дважды просыпалась ночью, услышав голос: «Одного из двоих тебе придется отдать». В этой войне я потерял сына, племянника и шурина; все трое пали на самом переднем крае.
Матушка осталась в Лейсниге, и, вероятно, так лучше всего. Еще важнее, чем дома, земля и достояние, наверное, могилы, их покидают в самую последнюю очередь.
Способность установить связь между humanitas и humare(Humanitas — человечество, человечность, гуманность; Штате — погребать, хоронить (лат.).) доказывает гениальную прозорливость Вико.
Все культуры, достойные такого наименования, основываются на почитании могил. Как я представляю это себе, древние кочующие охотники постоянно возвращались к могилам, как мы это сегодня наблюдаем у цыган. Могилы великих вождей, конечно же, объединяли их, в них была сила, действие которой простиралось далее семейственных связей родства и свойства. Люди там собирались, приносили жертвы, заключали союзы, получали мантические советы.
Утрата стала опять ощутимой сейчас, когда нет рядом могил.
Чтение: Штенгель, «Греческие культурные древности». Там есть такое место: «Почти все очищается кровью согласно закону, и без кровопролития не получить прощения».
Герд принес также известие, что Никиш живым выбрался из тюрьмы, где уже начиналась расправа над заключенными. Говорят, он ослеп и полупарализован и занимается в Берлине восстановлением своего издательства.
Остеология. Замшелые кости, которые встречаешь в лесах и на краю свалок: лобные кости, челюсти, позвонки, лопатки — все они производят таинственное впечатление, в них есть что-то колдовское. Во-первых, причина в том, что они представляют собой символы смерти. Кроме того, в них скрыта конструктивная схема, вызывающая мысли о какой-то мастерской, словно ты нечаянно наткнулся на прометеевы модели, на таинственный станок демиургического разума.
Иногда меня охватывает такое ощущение, что я увидел какой-то фантом, как будто передо мной сделанная впопыхах работа, беглый наметок, выполненный горячей иглой. Мысль: «Стоило ли это того, чтобы покрывать его плотью; слишком уж оно оказалось недолговечным». Сюда добавляется ощущение табуированности, словно это надо во что бы то ни стало скрывать от «взрослых», ибо это переносит меня в комбинации раннего детства и первого младенчества, которые редко когда еще проступают с такой отчетливостью, как это бывает при виде замшелой ключицы в осеннем лесу, когда по макушкам деревьев проносится ветер.
Чтение: Оскар Гольдберг, «Маймонид».[115] У него получается, что Маймон в «Море Невухим» полагает возможным только негативное определение духа. В таком случае это равнозначно отрицанию высших знамений в еврейских текстах и представляло бы собой объективный вариант тертуллианова «Credo quia absurdum».
Я верю в то, чего не знаю; сомневаюсь в том, что знаю. Это позиция метафизика. Она противоположна позиции позитивиста. Позитивист сомневается в том, чего не знает, и верит в то, что он знает. Это высказывание также можно воспринимать как дефиницию упомянутых двух глаголов, так как незнание соотносится с верой так же, как сомнение со знанием.
115
Goldberg Oskar. Maimonides. Kritik der judischen Glaubenslehre. Wien, 1935. Маймонид, по прозвищу Рамбам, т. е рабби Моисей бен Маймон (1135–1204) — еврейский философ, талмудист, врач. Главное произведение — «Путеводитель колеблющихся». Родился в Испании, с 1165 г. жил в Египте, придворный врач Салах-ад-дина. Стремился синтезировать библейское откровение и арабский аристотелизм. Оказал влияние на схоластику XIII–XIV вв. (особенно Альберта Великого и Фому Аквинского)