Начинался новый день войны.
Собираясь выезжать в Москву, Павлуновский передал шифровальщикам новое задание для «Серпа».
Ответ из Челябинска пришел раньше, чем ожидалось, но, тем не менее, Иван Петрович уже был в пути, и донесение разведчика передали новому начальнику особого отдела Петру Васильевичу Гузакову. Это был высокий худощавый человек, лицо которого несколько утяжеляли большие черные усы.
Гузаков медленно прочитал донесение агента и, оставив бумаги на столе, некоторое время сидел без движения.
Мысли его приняли направление, совсем не связанное с только что полученным докладом. Петр Васильевич думал о Павлуновском, который теперь уже, вероятно, принимает дела в Особом отделе ВЧК. Пост первого заместителя там ему предложил Феликс Эдмундович, и это, конечно же, вполне заслуженная честь.
В партии хорошо знали Павлуновского. Совсем юношей, в девятьсот пятом году, он вступил в РСДРП и вскоре стал признанным вожаком военной организации курских большевиков.
Тюрьма и ссылки не помешали юноше читать и учиться, и он ухитрился экстерном окончить гимназию.
В одиннадцатом году, отбыв ссылку, Павлуновский приехал в Питер и с головой ушел в дела революции, что, впрочем, опять не расстроило его планов, и он сдал экзамен за юридический факультет.
Затем молодой человек вел партийную работу на Путиловском заводе, воевал в окопах мировой войны, учился в Петергофской школе прапорщиков.
В октябре семнадцатого года он, уже опытный революционер, становится сотрудником Военно-революционного комитета и работает здесь рядом с Дзержинским, Подвойским, Петерсом.
Павлуновский отличился в боях, возглавив отряд балтийских и черноморских моряков, и вскоре был введен в первую Ставку Советского Главнокомандования.
Иван Петрович оставил по себе отменную память. Изучая в начальные дни работы наказ чекистам, принадлежащий, как говорили, перу Дзержинского, Гузаков подумал, что весь облик его предшественника идеально соответствует этому наказу[62].
«Памятка сотруднику ЧК…» требовала:
«Быть всегда корректным, вежливым, скромным, находчивым.
Не кричать, быть мягким, но, однако, нужно знать, где проявлять твердость…
Каждый сотрудник должен помнить, что он призван строго соблюдать советский революционный порядок и не допускать нарушения его: если он сам это делает, то он никуда не годный человек и должен быть исторгнут из рядов комиссии.
Быть честным и неподкупным, потому что корыстные влечения есть измена рабоче-крестьянскому государству и вообще народу…»
Да… Трудно будет ему, Гузакову, равняться с Павлуновским…
Впрочем, Петр Васильевич скромничал, и это можно понять. А если говорить правду, за его плечами годы испытаний, вечный риск, аресты, каторга, эмиграция. Член партии с того же пятого года, что и Павлуновский, Гузаков был делегатом шестого съезда большевиков, где, вместе с Цвиллингом и Правдиным, представлял юг Урала.
Была, конечно, и разница в их жизни. Гузаков родился в Симском заводе и, значит, был уроженец горно-заводского Урала, тех самых мест, где теперь шла война.
Именно по этой причине Петр Васильевич не очень любил свой кабинет и рвался за линию фронта, туда, где заводы готовились взорвать адмиральские тылы.
Сиббюро ЦК согласилось с Гузаковым и приняло его замысел: создать спецотряд, одеть коммунистов в шинели с погонами и переправить к белым: вот когда загремят от динамита мосты «чугунки», склады и казармы врага!
Готовясь к походу в тыл неприятеля, Петр Васильевич с особым интересом вчитывался в донесения своей разведки из-за линии фронта.
Вероятно, именно потому он снова придвинул к себе доклад, присланный «Серпом».
…Внезапно в дверь постучали.
Вошла Черняк, сказала официальным тоном:
— Товарищ Гузаков, в нашем дворе построен спецотряд. Люди в форме с погонами. Они ждут вас.
— Хорошо, я иду, — поднялся со стула начальник особого отдела. — Прощайте, Маша. Не поминайте лихом, коли не вернусь. Всяко бывает.
ГЛАВА 22
МИХАИЛ МОКИЧЕВ — РЯДОВОЙ УРАЛА
— Мы с тобой вместе уж более суток, паря, а друг дружку вовсе и не знаем, — усмехнулся Мокичев. — Это в мирное время знакомства неспешные, а на войне замешкался, не назвался, глядишь — и убили.
— Мой век начинается только, — хмуровато отозвалась Лоза, — Что о себе твердить?
Она помолчала, разглядывая, как муравьи деловито бегают по сложным и немалым дорожкам, сталкиваются, разбегаются, ни на миг не оставаясь на месте.
62
Позже
Умер в 1940 году.