И пригнетал к земле нас ужас ледяной.
Но тут священники, пред нами встав стеной,
Велели нам уйти. Вот все, что мне известно
О том, как осквернен наш праздник благочестный.
Иосавеф
Ах! Мальчика отнять задумали у нас.
Затем лишь и пришла сюда она сейчас.
Я слезы лью, а он, быть может, о пощаде...
Его, о господи, спаси Давида ради!
Суламита
О ком ты плачешь, мать, с прискорбием таким?
Захария
Ужель в опасности дитя Элиаким?
Суламита
Быть может, чем-то он царице неугоден?
Захария
Кому опасен тот, кто беден и безроден?
Иосавеф
Вот и она. Уйдем. Не след встречаться с ней.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Гофолия, Авенир, Агарь, свита Гофолии.
Агарь
Отбудем, госпожа, отсюда поскорей.
Тут все тебя гневит, твою гордыню раня.
Пусть населяют храм священники, как ране,
А ты вернись назад в свой царственный чертог,
Где сердцем отдохнешь от шума и тревог.
Гофолия
Как видишь, не могу: душа моя мятется.
Но где Матфан? Тебе позвать его придется,
И попытаюсь я найти в беседе с ним
Мир, что так нужен мне и так недостижим.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Гофолия, Авенир, свита Гофолии.
Авенир
Прости, что за него отважусь я вступиться.
На Иодаев пыл тебе не след гневиться.
Закон нам свыше дан - бог заповедал сам,
Как надлежит блюсти его алтарь и храм,
Где править чин должны лишь Аарона чада,
Левиты ж - помогать в свершении обряда,
И - тут особенно завет творца суров
Вовек запрещено им чтить других богов.
Мать и жена царей, что управляли нами,
Ужель неведомы тебе порядки в храме
И знаешь ты закон так плохо, что сейчас...
Но вот и твой Матфан. Я оставляю вас.
Гофолия
Тебя не отпущу отсюда никуда я.
Забудем временно и дерзость Иодая,
И суеверие, которое велит,
Чтоб иноземцу вход был в этот храм закрыт. {47}
Тревогою иной удручена я боле.
Я знаю, Авенир, ты вырос в ратном поле
И служишь преданно, душой неколебим,
Как богу своему, так и царям своим.
Останься.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Гофолия, Авенир, Матфан, свита Гофолии.
Mатфан
Место ль тут царице всемогущей?
Что так тебя томит? Забота? Страх гнетущий?
Чего тебе искать среди врагов своих?
Как очутилась ты в нечистом храме их?
Ужель угас тот гнев, что за непослушанье...
Гофолия
Матфан и Авенир, внемлите мне в молчанье.
Я не намерена о прошлом говорить
Иль объяснять, зачем пришлось мне кровь пролить.
Свершила я лишь то, что долгом почитала,
И как бы злобно чернь сегодня ни роптала,
Не ей, мятежнице, судить мои дела,
Коль небо говорит, что я права была.
Одерживаю верх я в каждом бранном споре.
Власть Гофолии чтут от моря и до моря. {48}
Мир в Иерусалим был мною принесен
И путь на Иордан арабам прегражден.
Я филистимлян к нам ни разу не впустила
И дань, как прежние цари, им не платила.
Владыка Сирии меня сестрой зовет,
А тот, кем истреблен мой венценосный род,
Кто и меня сгубить едва не ухитрился,
Надменный Ииуй в Сам_а_рии укрылся:
Убийце этому везде грозит войной
Сосед, что на него искусно поднят мной, {49}
И он за благо счел со мною не тягаться.
Своей победою могла б я наслаждаться,
Но смутная боязнь, предвестница беды,
Мне отравила вдруг моих удач плоды.
Увидела я сон (хоть снов ли мне страшиться!),
И с этих пор душа тоскует и крушится,
И позабыть его ей ни на миг невмочь.
Так вот, передо мной в одну глухую ночь
Предстала мать моя Иезавель неслышно.
Она, как в смертный час, была одета пышно.
Гордыню не сломил в ней даже натиск бед,
И на ее лице еще виднелся след
Румян, {50} которыми прикрыла в день кончины
Она прочерченные временем морщины.
И я услышала: "Суров еврейский бог.
Вострепещи: на смерть он и тебя обрек.
О дочь достойная, испытываю жалость
Я к участи твоей". И тут мне показалось,
Что, смолкнув, надо мной чело склонила мать.
Простерла руки я, спеша ее обнять,
Но с трепетом узрел мой взор, к ней устремленный,
Лишь ноги, кисти рук и череп оголенный
В пыли, впитавшей кровь и вязкой, словно слизь,
Да псов, которые из-за костей дрались.
Авенир
О, боже праведный!
Гофолия
Но тут мне, оробелой,
Явилось вдруг дитя в одежде снежно-белой,
Что на священниках еврейских видим мы,
И свет моим глазам опять блеснул из тьмы.
Однако чуть во мне волненье усмирилось
И с умилением я в отрока вперилась,
Как сердце у меня от боли вновь зашлось
Изменник сталью мне пронзил его насквозь.
Такой испуг, в меня вселенный сновиденьем,
Сочтете, может быть, вы просто наважденьем.
Я со стыдом себе твердила и сама,
Что страх мой - лишь игра усталого ума.
Но нет! Будь я права, все кончилось бы разом,
А этот сон смущал мне дважды дух и разум,
И дважды отрок тот мне, спящей, представал,
Готовясь в грудь мою вонзить стальной кинжал.
Я так измучилась и так затосковала,
Что пала наконец пред алтарем Ваала
В надежде, что покой сумею обрести.
Со страху человек на все готов пойти!
Вот почему меня направила тревога
И в храм еврейского безжалостного бога.
Я думала: как он ни гневен, ни суров,
Все ж не смягчить его не может вид даров.
Прости, Ваалов жрец, мне это прегрешенье.
Вхожу. Народ бежит. Умолкли песнопенья.
Первосвященник мне грозит жезлом своим.
Он говорит, и тут - о ужас! - рядом с ним
Я вижу отрока коварного воочью
Таким, каким во сне он мне явился ночью. {51}
Нет, не ошиблась я! Все тот же лик а взгляд,
Все тот же белизной сверкающий наряд...
Да, это он стоял вблизи от Иодая,
Но был отослан прочь, чуть подошла туда я.
Вот почему к себе я во дворец нейду
И, задержавшись тут, от вас совета жду.
Скажи, Матфан, что мне все это предвещает?
Mатфан
И сон меня страшит, и явь меня смущает.
Гофолия