— Пошли, а? Эта, — Томка кивнула в сторону Любы, — без тебя не пойдёт. А мне одной страшно. Но так хочется! Скучно же! Чем ещё в этой деревне заняться? Хоть что-то вспомнить будет!
— Ага, — подтвердила Люба, выдыхая очередной клуб пара, — Не пойду.
Конечно, они пошли. Даже не пошли — побежали вприпрыжку. Мороз ощутимо щипался за щёки и быстрая ходьба хоть немного, но грела. Правда, к концу пути, порядком подмёрзшая Олеся ещё меньше чем вначале хотела оголять задницу. Но Тамара, в ответ на озвученные опасения — замёрзнуть в скрюченно-голожопом виде — только рукой махнула:
— Да ну тебя! Там же предбанник есть. Зайдём внутрь, закроем двери... А жопы будем совать в парную — туда, где печка стоит. Не бойся, не околеешь!
— Ну смотри...
К концу пути, занявшему по ощущениям Олеси никак не меньше часа, начался снегопад. Только благодаря Томкиному чутью и знанию местности, они не заблудились, а всё-таки вышли к маленькой покосившейся избушке, поблескивающей в темноте разбитыми стёклами.
Бревенчатая баня без окон отыскалась в глубине двора, среди прочих деревянных строений и сарайчиков. Как подруга узнала, что это именно она — не курятник или овин — оставалось только догадываться. Возможно, уже приходила сюда днём. А может, как приличная деревенская барышня, неплохо разбиралась в банях...
Как бы то ни было — постройку Тома выбрала верно, и, фальшиво насвистывая какую-то смутно знакомую мелодию, дёрнула за ручку деревянной двери. Они очутились в крохотной коморке, пропахшей дровами и золой. После долгой прогулки, казалось, что здесь очень тепло. Олеся стянула варежки, рассовала их по карманам и с наслаждением подышала на руки. У-у-у! Как здорово!
— Так, — деловитая Томка вытащила из кармана коробок со спичками, затем, подсвечивая его вынутым из варежки мобильником, достала три палочки и откусила одной из них серную головку, — Ну, давайте. Кто первый? Может ты, Лиса? Моя всё-таки идея...
Олеся вздохнула и протянула руку — и, словно по закону подлости, в её ладони очутилась обезглавленная спичка. Ну почему-у? Так не хочется... Тома с Любой переглянулись и синхронно отступили, создавая ей простор для манёвра.
Ну что за ерунда? Она даже идти не хотела! Вечно она крайняя!
Но на попятный Олеся не пошла — тяжко вздохнув, сломала спичку, бросила её на пол и спросила:
— Ну и чего там говорить-то надо? Напомни!
— Батюшка-банник, пожалуйста, не чуди, а о суженом мне расскажи, — бодро отбарабанила Люба, блестя глазами. Похоже, в помещении молчунья слегка оттаяла — подойдя к двери, разделяющей предбанник и парную, она взялась за ручку и шепнула:
— Ну, давай!
— Ладно...
Олеся вздохнула, задрала юбку и спустила колготки. Её никак не оставляли мысли о подставе, но прокрутив в голове кадры жеребьёвки, пришлось признать: всё по-честному. Просто ей не хочется быть первой, вот и всё.
Подруги услужливо распахнули двери, и Олеся, обращённая спиной в парную, шагнула внутрь, склоняясь вперёд и повыше поднимая подол. Набрав побольше воздуха в грудь, она хотела произнести ритуальную «считалочку», но успела выговорить только первый слог:
— Ба…
Её перебили — внутри кто-то зашевелился, громко вздохнул и издал странные звуки, очень похожие на горловое рычание вошедшего в охотку кабана:
— Ахррр… Хррр…
Перепугавшись, девушка рванулась обратно, но опоздала: кто-то схватил её прямо за злополучную задницу. Ужас встряхнул, как сильный удар током — дёрнувшись, она заорала в полный голос. Томка с Любкой, недоумённо пялящиеся в тёмный проём, рванулись вон из предбанника — толкаясь и не разбирая дороги.
— Аааа! — голосила, заходящаяся от паники Олеся, вслед за девчонкам.
Она хотела освободиться, но бесполезно — невидимка держал крепко, и из-за попытки сбежать, как будто бы вцепился ещё сильнее. От страха мозги совсем отказали, и, повинуясь не разуму, а чистым инстинктам, Олеся пнула обутой в валенок ногой назад, толкнулась во что-то мягкое, и, наконец-то, избавилась от тисков.
Почувствовав, что её отпустили, кинулась вперёд, упала на колени, но быстро поднялась и понеслась — со спущенными колготками, подвывая от ужаса.
Хорошо ещё, место отключившихся мозгов заняли инстинкты: несмотря на панику, бежала она в правильном направлении, и когда на горизонте появились заснеженные крыши деревенских домов, разум наконец-то вернулся к Олесе.
Остановившись, она отдышалась, задрала подол и натянула колготы, радуясь, что надела юбку, а не джинсы. Оправившись, огляделась по сторонам, выискивая подруг, и далеко позади увидела две знакомые фигурки.
Однако!
Заметив, что она остановилась и смотрит в их сторону, те замахали ей руками, жестами призывая подождать.
Олеся фыркнула: вот ещё! Хороши подруженьки, ничего не скажешь! Бросили наедине с банником и надеются, что она будет мёрзнуть, пока они её догонят? Ха! Хренушки!
Она выпростала средний палец и вытянула руку вперёд — не особенно, правда, надеясь, что в темноте, пусть и разбавленной лунным светом, эти предательницы разглядят нецензурный жест. Но какая, в сущности, разница? Она-то знает...
Дома было тепло и светло. Бабушка по-прежнему смотрела телевизор, а дедушка, судя по звукам доносящимся из его комнаты, видел десятый сон. Услышав шаги вернувшейся Олеси, Варвара Дмитриевна обернулась в кресле, изучила румяную после мороза внучку и спросила:
— Замёрзла? Иди, чаю попей. Только что закипел.
— Ага. Спасибо, — пряча глаза, буркнула Олеся, опасавшаяся, что зоркая бабуля поймёт — что-то случилось.
Она и поняла — заметила горящие щёки, ускользающий взгляд и закушенную губу. Поинтересовалась:
— Что произошло? Ты сама не своя. Поссорилась с девочками?
— Да ладно! Своя я. Своя, бабуль. Всё нормально. Так. Ерунда. Потом расскажу. Как-нибудь.
— Ты очень возбуждённая. Признавайся, что натворила?
Олеся едва не застонала в голос: Ну, бабушка! Ну, пожалуйста, не приставай!
— Ба, пожалуйста, не пытай. Всё равно не скажу. Видишь — нормально всё. Живая, здоровая, на кусочки не разобранная!
— Не мели ерунды. Что с твоими подругами?
— А я знаю? — не подумав, брякнула разнервничавшаяся Олеся, — Дома уже, наверное.
— Так они тебя бросили? — моментально успокаиваясь, сообразила бабушка, — Оставили одну в чужом дворе, а сами сбежали?
— Ага, — мысленно вознеся хвалу бабулиной забывчивости, ответила Олеся, — Бросили. Как дуру — одну, у чужого окна.
— Ну ничего, я им завтра всё выскажу…
— Ба, честное словно. Не надо. Мы сами разберёмся. Пожалуйста, не встревай.
— Как знаешь. И правда: чего это я. Взрослая уже. Студентка! Сами решайте свои вопросы.