- Ладно, - сказал я всем, - до скорого и всеобщей победы...
Я забрал пенал с оружием, нанизал свою сумку и сумку Заиры на палку с набалдашником, и мы побрели в сторону развалин. В ста метрах за шлагбаумом стояла "Волга" с рваными бортами и без одной задней двери с надписью на стеклах черной краской "Такси". Со стороны микрорайона изредка слышались пулеметные очереди. Били, возможно, и из тяжелого ПКТ, пулемета Калашникова танкового, которым чаще просто берут на испуг.
Заира бросила короткую фразу по-чеченски, таксист выхватил у меня из рук поклажу.
- Добро пожаловать в город Грозный, - сказала она в машине. - Какие планы?
- Рынок, - сказал я. - Разве нет?
- Закырыт, утыром будет, - сказал водитель, передразнивая Рависа, и засмеялся.
- Посидишь дома, а я схожу в косметический салон, - сказала Заира.
В городе стрельба то начиналась, то затихала. Я решил, что она шутит.
- Как вас зовут, уважаемый? - спросил я таксиста.
- Его Шепа зовут, - сказала Заира. - Шепа Исмаилов. Он вообще-то лак, из Дагестана. Был помощником у брата. У Макшерипа. Будет моей охраной здесь... А влюблен в Алену Апину...
- Я сегодня видел одного голубого из Москвы, который мне полтора месяца назад Киркорова вместо неё сватал, - сказал Шепа. - Его Милик, хозяйка, зовут. Он вашему брату из Москвы посылку доставлял. Помните?
- Милик? Точно? - переспросил я.
- Завтра увидитесь, он тоже на рынок собирался, - сказал Шепа Исмаилов. И, крутя баранку одной рукой, другой протянул через плечо две тысячи триста рублей.
- Зачем?
- Спасибо за выручку. Мой должок за Рависа, - ответил Шепа. - Наши люди всюду, и они начеку. Ценим поддержку.
Заира кивнула, предостерегая меня от отказа, и вложила в мою ладонь пальцы с фиолетовым маникюром. Он местами облез. Заира действительно собиралась в косметический салон. В Грозном. Теперь я понимал смысл фразы, услышанной от кого-то: таковы чеченки...
Две керосиновые лампы, чистенькие, на удивление не закоптелые, казались слабоватыми, чтобы освещать огромную комнату, в которой вместо стен и окон ниспадали ковры. Свисали - не скажешь, слишком роскошно они выглядели. Дверь прикрывала зацепленная за притолоку ковровая дорожка, которую заметно шевелил сквозняк. Черный шланг, словно кобра, полз на полу, забросанном кое-как подрубленными кошмами. Как и положено кобре, шланг заканчивался подобием капюшона у головы - газовой горелкой, вставленной в самодельный треножник. Пламя регулировалось прокруткой штыря, торчавшего из сочленения шланга с горелкой. Это считалось отоплением. Два огромных спальных мешка заменяли постели. Мебели не имелось... Шепа сказал, что изрубили на дрова - грелись от печки, пока тянули от магистрального самодельный газовый отвод.
В комнате стояли четыре ведра с водой, к которой Заира не притронулась. Вода была колодезная или из скважины, перемешанная с нефтью, которая пропитывала даже мороженую землю. Мы сполоснули лица тепловатым чаем из термоса.
Исмаилов, закатавшись в кошму, спал поперек входа. Если бы не его тело, сквозняк дул бы сильнее. "Волгу" боевик держал за мзду возле блокпоста. Заставленный армоцементными плитами и заваленный пластиковыми мешками, сочившимися грязью, блокпост как на ладони просматривался поверх развалин в сотне метров - я увидел его, когда слегка отдернул ковер, за которым оказался балкон без перил.
Тоскливый вечер и холодная ночь тянулись бесконечно. Каждые четверть часа или чаще солдаты блокпоста стреляли из подствольника. Иногда гранату заменяла очередь трассирующими...
Утро наступило хмурое. Сверху сыпался снежок вперемешку с дождем.
Заира в меховом свингере и лакированных ботинках, стилизованных под армейские, выглядела, как красивая экзотическая птица. Расхристанные солдаты блокпостов и патрульные чеченской полиции выворачивали шеи и таращились на чудо красоты, явившееся между загаженных развалин. Дорога на центральный рынок заняла около полутора часов. Прохожих почти не встречали. Немногие оборванцы, завидев нас, испуганно шарахались в развалины или за заборы.
Было промозгло и холодно даже в ворсистом и просторном пальто от Иссы Тумгоева.
Я прихватил "Глок" и "Беретту 92F". Нога моя окрепла, я щеголевато помахивал палкой с набалдашником. Заира, свежая и энергичная, будто не было бессонной ночи и длинной дороги накануне, держала на плече зонт-ружье покойной мадам Зорро.
Шепа Исмаилов двигался шагах в пятидесяти впереди. Условный сигнал, если увидит нечто подозрительное, он обещал подать поворотом кепки козырьком назад.
Элегантная пара вызвала на центральном рынке явное удовольствие, граничащее с национальной гордостью. Я чувствовал себя при Заире жиголо, живым манекеном, которому заплатили за прогулку ради рекламы преимуществ мирной жизни перед военной помойкой - специально для чеченских теток с пирожками, для мужичков, менявших валюту или предлагавших сигареты, а может, что и позабористей, для топтал возле раскладушек с разложенными на них упаковками лекарств, для темных личностей в кожаных куртках и камуфляжных телогрейках, настороженно слонявшихся с товаром под полой или стоявших по углам среди шашлычного чада.
Ювелирный ряд в крытом павильоне рынка обозначался добротными полевыми куртками с воротниками из рыбьего меха и опереточными тульями армейских картузов. Золото и ювелирку покупали военные.
- Тереха! Князь! Эй, Лоовин, - окликнула Заира уменьшенную копию Карамчяна из хостинской гостиницы "Жемчужина". На князе были бобровая канадская пилотка, шелковый шарф, повязанный, вроде фуляра под небритым подбородком, блестевшее от многочисленных глажек двубортное черное пальто с нагрудным карманчиком, из которого высовывался кончик платка, вязаные перчатки без пальцев, неопределенного цвета брюки и начищенные до зеркального состояния сапожки на молниях. Меня он обшарил суетливым взглядом и разволновался. Унюхал, наверное, иностранца, который символизировал крупный опт.
- Ах, Заира! - сказал князь Лоовин. - Наконец-то! Я волновался вчера весь день... Звонил Гурген, сказал, хозяйка в пути, должна приехать. А вас нет и нет...
Подумать только, у типа за прилавком имелась бронированная контора, оборудованная из армейского кунга, в каких устраиваются командные пункты управления войсками в поле или боевой обстановке.
- Бэзил, - сказала Заира, - я в безопасности, расстаемся. Дорогу домой помните? Начнете плутать, спросите на первом же блокпосту Шестой микрорайон... Вы найдете того, кто вам нужен на этом рынке?
Шепа Исмаилов приоткрыл изнутри дверь кунга. Видимо, как ходячий инкассатор, он и транспортировал брусок швейцарского золота.
- Бэзил, - восхищенно, с придыханием повторил за Заирой князь Тереха. Он тянулся, силясь рассмотреть, есть ли на мне галстук, а если есть, то какой.
- Уже нашел, - сказал я.
Двумя прилавками дальше Милик, в шинели с капитанскими погонами и нашивкой на рукаве в виде головы льва на фоне цифры "88", разговаривал с плюгашом в затертом овчинном полушубке и кубанке с красным верхом.
- Ты уверен? - спросила она на "ты", потому что никто не слышал.
Я подбородком дернул в сторону старикашки.
- Тереха, князь, - сказала Заира, - тот прилавок наш?
- Да, хозяйка, - сказал Тереха.
- Кто этот плюгавый в кубанке? - спросил я.
- Мой реализатор, - ответил князь Тереха. - Личность довольно известная в Грозном... Болеет последнее время. Боюсь, не рак ли... Видно, что не жилец. А что?
- Спасибо, ваше сиятельство, - сказал я. - Так, ничего особенного... Забавная фигура.
Исса Тумгоев в особняке на Гимназической улице в Краснодаре обещал, что чеченцу "из промосковских", который и выведет на Шлайна, меня передаст Заира. Она уже прикрыла за собой дверь кунга. Полагалось ждать?
Мой "Эриксон" в кармане пиджака заверещал.
- Я вижу тебя, Шемякин, - услышал я в трубке Милика.
- Молодец, - похвалил я его.
- Есть предложение.
- Говори.
- Подойди к прилавку, поторгуйся насчет чего-нибудь...
Священник в офицерском обличье покупал у плюгавого старикашки "этюдник".