Старейшины, презирая Его боль, не могли удержаться от издевательских реплик: "Разрушающий храм и в три дня созидающий! Спаси Себя Самого! Если Ты Сын Божий, сойди с креста!"
С креста не было ответа. Каиафа насмешливо выкрикнул: "Других спасал, а Себя Самого не может спасти!" К нему присоединились и другие избранные: "Если Он царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него!" "Уповал на Бога, пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему, ибо Он сказал: "Я Сын Божий".
К этим глумлениям присоединился один из солдат. Он встал перед крестом и, глядя в искаженное от боли лицо Иисуса, сказал: "Если Ты Царь иудейский, спаси Себя Самого!"
В это время одна из женщин пожаловалась мужу, что стало плохо видно происходящее. Тот взглянул на небо, за ним и другие. Облаков не было, но небо потемнело, меняя нежно-голубой цвет на темно-синий. Это происходило не внезапно, а постепенно. На какое-то время люди забыли о трех мучениках на крестах, удивляясь небу. Иные полагали, что надвигается гроза. Толпа стала расходиться, многие поспешили к воротам. Женщины покрывали головы шалями и, прихватив детей, бежали в поисках укрытия.
Грома не было слышно, не сверкали молнии, не было и туч. Небо до такой степени потемнело, что на солнце можно было смотреть открыто. На все опустилась сумеречная тьма.
Людей охватил ужас, и они в панике спрашивали друг друга, что происходит. Некоторые предполагали, что это могла быть гигантская пыльная буря, поднявшая тонны песка между солнцем и землею. С ними не соглашались, ибо самые древние старики не видели пыльной бури, которая закрывала бы весь Иерусалим.
Тьма стояла до конца дня.
(Эта тьма, оказывается, охватила и другие части мира. Флегон писал, что в четвертом году двести второй Олимпиады над Европой нависла невиданная ранее тьма. В полдень на небе были видны звезды. Тертуллиан позже писал, что в римских хрониках он обнаружил запись о тьме, охватившей весь мир, объяснения которой государственные мужи империи найти не могли).
1 час
Движение на двух дорогах спало. С севера прошло еще несколько караванов, и паломники останавливались, чтобы спросить о трех распятых. Из города никто не уходил, если не считать купцов - язычников, спешивших на запад в надежде попасть на корабль из Иоппы. На верблюде, несмотря на дурную погоду, выехал перс, бросив презрительный взгляд на несчастных мучеников.
В Палестине привыкли к смерти. Она посещала все дома, ее не приходилось долго ждать. Редко кто-либо останавливался, видя мертвого у дороги. Дети были подвержены множеству болезней и недугов, и не часто счастливая мать могла похвастаться, что без потерь вырастила четырех малышей.
Спустя час уже мало кто интересовался судьбой Иисуса. На Голгофе осталось лишь несколько священников, остальные поспешили в храм. Ушли и зеваки, испугавшись полуденной тьмы. Не слышно было пения птиц. Масличные деревья и дикие цветы застыли в неподвижности.
Тишину нарушали лишь мучительные стоны умирающих. Каждый их них прошел долгий путь страданий, каждому был уготован свой путь в грядущее. Время от времени любопытные указывали то на одного, то на другого со словами: "Этот уже умер. Он не двигается".
Вероятно, распятые на какое-то время теряли сознание. Это случалось не надолго, ибо когда блаженство обморока охватывало их, дыхание приостанавливалось. И если в это время смерть не наступала, чувство обретения реальности было куда мучительнее, чем какой-то миг назад при потере сознания, когда зеваки на иерусалимской стене начинали расплываться у них перед глазами.
А за крестами громкая ругань солдат, игравших в кости. По закону имущество осужденных конфисковывалось государством, а тем, кто осуществлял казнь, доставалась одежда осужденных.
Одним из четырех римлян у креста Иисуса был Абенадар. Он велел солдатам, рвущимся к дележу добычи, прекратить беспорядок и приказал раздать им пищу. Свой обед римляне запивали дешевым вином и развлекались. Среди прочих был тост за Иисуса, и, подняв кубки, солдаты, насмехаясь, обратились к Нему за ответным тостом. Они справлялись о Его здоровье, спрашивали, не больно ли Ему.
Изрядно напившись, они вернулись к свой игре, а Абенадар обошел вокруг креста и поднял одежду Иисуса. Затем он швырнул одному из солдат изношенные сандалии Иисуса, другому окровавленный плащ, третьему белый лоскут, которым Иисус покрывал голову. А себе Абенадар оставил пояс. После этого он позволил другим солдатам разделить одежды разбойников. Они вскочили и устроили свалку из-за жалких "трофеев".
После дележа одежды Иисуса осталась еще одна вещь. Это был хитон нижняя одежда наподобие длинной рубахи. На ней тоже были пятна крови Христа, но она привлекла внимание Абенадара тем, что была без швов. Он стоял на камне и осматривал прорезь для головы, поворачивая хитон и пытаясь найти шов. Шва не было.
Центурион хотел заполучить эту вещь, если ее постирать, она будет дороже всего остального, но Абенадар был справедлив и велел налить всем еще вина и разыграть хитон в кости. Солдаты с любопытством рассматривали тунику, тщетно пытаясь обнаружить шов.
Когда они начали играть на хитон, Иисус поднял глаза к небу и громко сказал: "Отче, прости им, ибо не ведают, что творят!" Это было столь неожиданно, что солдаты сразу прекратили игру - даже в их полупьяном состоянии эти необычные слова вызвали удивление. Плачущая Мария отстранилась от Иоанна, чтобы посмотреть на Сына.
Слова Иисуса были молитвой. Он просил прощения тем, кто так бессердечно распял Его и делил между собою Его одежды. Слово "им" относилось не только к солдатам. Мольба о прощении распространялась и на священников, на фарисеев и саддукеев, на народ, на весь мир.
Любовь. Вот что значила Его любовь.
Все трое казнимых заметно теряли силы. Солдаты поглядывали на небо, недоумевая, почему так долго не начинается гроза. Некоторые, напившись вина, сняли шлемы и уснули на камнях.
С каждой минутой боль распятых нарастала, но смерть еще не приходила. Руки, ноги, все тело словно кричало от боли. Нервы - как натянутые струны, и концы их затягивались все туже и туже.
"Политик", распятый слева от Иисуса, сердито глядел на Иисуса через правое плечо, как будто у него была тайная обида на страдающего рядом незнакомца. Наконец, он, сверкнув глазами, злобно прохрипел: "Если Ты Христос, спаси Себя и нас!" Иисус посмотрел на умирающего в муках человека, но не сказал ни слова. "Молчаливый" - другой разбойник - поднялся на своих кровоточащих ногах и через Иисуса с укоризной посмотрел на товарища: "Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал". Ответа не последовало - "политик" обмяк и повис на руках, стеная от боли. "Молчаливый" сделал глубокий вдох перед тем, как повиснуть на руках и в кроткой мольбе сказал Иисусу: "Помяни меня, Господи, когда придешь в Царство Твое!"
Христос подтянулся, тяжело дыша, и промолвил: "Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю".
Христос, умирающий как человек, испытывающий великие муки, чувствовал, что задыхается, как будто две руки сжимали Его горло.
Потеря крови была смертельной, ибо гвозди не задели артерий, хотя немало ее пролилось от побоев и из ран, оставленных терниями. Причиной смерти распятых редко была потеря крови, смерть обычно наступала от удушья.
Разбойники тоже ослабли, в этом и была идея распятия - прогрессирующая слабость при все усиливающейся боли. Но они были не столь слабы, как Иисус, ибо Его избивали и не давали есть с прошлого вечера - почти четырнадцать часов. У распятых пересохло во рту, и чем более нарастал шок, тем больше терялось влаги; она выступала на коже.
Иисус был ближе к смерти, чем другие.
2 часа
Наступил последний час страданий Иисуса на кресте. Движение через Геннафские ворота иссякло. Разморенные солдаты дремали на камнях. На Голгофе остались лишь единицы из тех, кто любил Иисуса и столько же - кто ненавидел Его. Небо по-прежнему было темным, и некоторые предполагали, что это было затмение солнца, но им возражали образованные, ибо солнце было уже в западной половине неба, а луна появится на востоке на закате.