Выбрать главу

В 1914 году Тесла имел мировую известность. Проживающий в Нью-Йорке сербский эмигрант, он работал над множеством изобретений — в том числе и над «лучами смерти», которые, как он надеялся, могли свести к нулю все войны как таковые. С 1901 года его основным проектом была Башня Ворденклиф — огромных размеров электрическое сооружение на Лонг-Айленде, посредством которого он рассчитывал бесплатно передавать электричество по всему миру (и далеко за его пределами). Но к 1914 году финансовое положение Теслы пошатнулось, и он начал все громче и настойчивей заявлять, чего бы он мог добиться, если бы… В итоге башня так и осталась недостроена, а в 1915 году земля, на которой она стояла, за долги отошла под строительство отеля «Уолдорф-Астория» (да-да, обиталище ученого эксцентрика ушло на покрытие гостиничного счета). В 1917 году башня была разрушена американскими властями, опасавшимися, что ее в качестве ретранслятора или навигационного пункта могут использовать германцы.

Газетные магнаты Уильям Рэндолф Херст и Джозеф Пулитцер отчаянно конкурировали между собой многие десятилетия. Оба снискали себе славу «королей желтой прессы», скандальных публикаций и раздутых сенсаций с достаточно вольной трактовкой фактов. Как и здесь в «Голиафе», Херст был ярым противником вступления США в Первую мировую войну. Он же славился любовью к кинематографу, зарекомендовав себя как создатель сериала «Опасности Паулины» (первая серия фактически цитируется здесь), где впервые в кинематографе применил эффект так называемого «подвеса» (находка, за которую перед этим человеком снимаю шляпу в том числе и я).

Адела Роджерс Сен-Джонс была «девушкой-репортером» периодических изданий Херста — и не только его одного — фактически с девятнадцати лет и без малого до семидесяти. В «Голиафе» ей двадцать, и хотя в жизни она к той поре была уже замужем, я из некоего каприза изменил историю и оставил ее незамужней. Тем не менее история о том, как было порвано ее брачное свидетельство, абсолютно правдива. Автобиография Аделы Роджерс «Соты» (1969) по-прежнему имеется в широком доступе и сама по себе в буквальном смысле завораживает.

Франсиско «Панчо» Вилья являлся видной фигурой Мексиканской революции 1910–1920 гг. У Вильи в самом деле имелся контракт с Голливудом на съемку его боевых действий, а германские агенты действительно снабжали различные революционные фракции в надежде утвердить в Мексике свое влияние. Итоговое вступление в 1917 году Соединенных Штатов в войну было отчасти инспирировано обнаружением так называемой «телеграммы Циммермана», где Германская империя сулила помощь Мексике, если та нападет на Соединенные Штаты. Поэтому я счел уместным косвенно задействовать в своем повествовании и Мексиканскую революцию.

Доктор Мариано Асуэла в действительности не был личным врачом Вильи; зато он был прекрасным писателем, и его новеллы и рассказы о мексиканской революции я бы назвал одними из лучших.

Двое японских ученых, упомянутых мной поименно — Сакичи Тойода и Кокичи Микимото — существовали в действительности; первый основал компанию, ныне известную как «Тойота». Исторически реальным лицом является и подручный Херста Филип Фрэнсис — после его смерти выяснилось, что он был урожденным Филиппом Дифендорфом. Маловероятно, чтобы он был германским агентом (не является он таковым и в «Голиафе»), хотя в годы Первой мировой многие американцы с немецкими именами и родословной подвергались гонениям — включая, кстати, и одного из моих прадедушек.

Хотя самые важные исторические посылы этой части книги лежат, конечно, не в подобных деталях и даже не в моих фантастических «технологиях». Величайшие изменения кроются в тогдашнем ходе самой войны. В реальном мире, где никакой воздушный корабль «Левиафан» не бывал в Стамбуле, Османская империя все же примкнула к Центральным («жестянщицким») державам и отрезала поставку провианта России. В ходе длительного кровопролитного сражения при Галлиополи русской армии так и не удалось форсировать Босфор и Дарданеллы, и ее боевой пыл был несколько утерян. Ну и, конечно, не было никакой германской атаки на Шорэм, шт. Нью-Йорк, а потому Соединенные Штаты еще на три долгих года сохранили свой нейтралитет. Тем временем война зашла в патовое состояние, и к ее окончанию Европа лежала в руинах, мостя сцену дальнейшим ужасам Второй мировой войны.