– Могу поверить, – прожурчала Мэрли. – Я ведь никогда не считала, что он вышел в тираж, ты же знаешь.
Элейн кивнула. Мэрли была настоящим другом, а это большая редкость. В Голливуде ты котируешься только на протяжении своего последнего успеха. А от последнего успеха утекло много воды.
– Я хочу привести в порядок глаза! – драматично возвестила Мэрли. – Признаюсь в этом только тебе, смотри не проговорись!
– Ну что ты! – обиделась Элейн. – А кто будет делать?
– Один знакомый в Палм-Спрингс. Проведу там полмесяца.
В конце-то концов, у меня там дом. Потом вернусь, и никто ничего не узнает. Все решат, что я там отдыхала.
– Чудесная идея! – сказала Элейн. Мэрли спятила или что?
Никто в Палм-Спрингс не отдыхает, в собственном доме или не в собственном. Либо приезжают на воскресенье, либо вообще удаляются туда на покой. – А когда? – спросила она, обводя ресторан беспокойным взглядом.
– Как можно скорее. На следующей неделе, если у него найдется свободный промежуток.
Обе умолкли, глядя, как в ресторан входит Сильвестр Сталлоне. Элейн небрежно ему помахала, но он словно бы не заметил.
– Наверное, ему пора носить очки, – фыркнула она. – Я разговаривала с ним на приеме только неделю назад.
Мэрли достала золотую миниатюрную пудреницу и обозрела свое лицо.
– Он долго не продержится, – предсказала она небрежно, стирая с зуба пятнышко помады. – Посмотрим правде в глаза: он никак не Кларк Гейбл.
– Ага… так… не останавливайся… ни в коем случае… Так… так… Давай, радость моя, еще… еще…
Росс Конти слушал слова, срывающиеся с его губ, и думал, сколько же раз он их произносил прежде. Много. Очень много.
Стелла, гримерша, стоя на коленях, усердно трудилась над его слабой эрекцией. Сосала так, словно он водяной насос. Техника, правда, сыровата. Но ведь в свое время Росса обслуживали лучшие специалистки в этой области. Начинающие актриски, чье будущее целиком зависело от того, угодят они или не угодят. Тренированные профессионалки. Скучающие беверли-хиллзские жены, поднявшие сосание до высокого искусства.
Его член начинал ложиться, и он всеми пальцами впился в ее волосы. Она взвизгнула и прервала свое занятие. Без малейшего сожаления он мгновенно выдернулся и решительно вздернул «молнию».
– Было просто замечательно!
Она уставилась на него в изумлении.
– Но вы же не кончили!
Лгать было бы смешно.
– Иногда так даже лучше, – таинственно буркнул он и потянулся за бутылкой текилы на стандартном столике в его номере.
– Разве? – Она не отводила от него пристального взгляда.
– А как же! Экономит соки. Поддерживает меня в наилучшей форме. Когда я работаю, то всегда предпочитаю именно такой способ. – Если она этому поверит, так поверит чему угодно!
– По-моему, я поняла! – радостно сказала она. – Ну, как боксер перед боем сберегает всю свою драгоценную энергию. Ее вы расходуете перед камерами.
– Совершенно верно. Умница! – Он улыбнулся и отхлебнул текилы из горлышка, желая только одного; чтобы она поскорее убралась.
– Я могу… сделать для вас что-нибудь еще? – спросила она в надежде, что он захочет, чтобы она разделась и осталась с ним.
– Миллионы и миллионы всякой всячины! – ответил он мягко. – Однако звезде необходимо выспаться. Ты понимаешь, правда?
– Конечно, мистер Кон… Росс.
Он не говорил, чтобы она называла его по имени. Вполне можно обойтись мистером Конти. Женщины. Дай им полпальца, они ухватят всю руку.
– Спокойной ночи, Шила.
– Стелла…
– Естественно…
Наконец она убралась, и он включил телевизор как раз перед «Вечерним шоу». Конечно, следовало позвонить в Лос-Анджелес Элейн, но ему было лень. Она взбесится, узнав, что он смазал свою реплику и ушел со съемочной площадки. Элейн считает, что он выдохся. И все время пилит его, требует, чтобы он не отставал от того, чего требуют зрители. В своем последнем фильме он снялся вопреки ее уговорам, и это был тот еще провал. Черт, это здорово его ошарашило. Прекрасный любовный сюжет, ветеран режиссер, партнерша – нью-йоркская театральная актриса…
«Старомодный хлам! – безапелляционно заявила Элейн. – Секс, насилие, комедийность – вот что теперь продает билеты. И ты должен перестроиться, Росс, пока не поздно».
Конечно, она права. Ему надо перестроиться, потому что он больше не мистер Кассовый Сбор и даже не входит в хреновую верхнюю десятку. Катится под уклон, а уж это Голливуд сразу чует.
Джонни Карсон треплется с Анджи Дикинсон. Она флиртует, скрещивает длинные ноги, зазывно улыбается.
Росс схватил телефонную трубку.
– Дайте старшего коридорного.
Когда он ушел, Чип приполз к нему в трейлер на брюхе. «Все будет в порядке, Росс. Если на сегодня вы предпочтете кончить, переснимем кадр завтра с утра».
И он согласился. До них все-таки добрело, что перед ними – звезда, а не выдохшийся бывший.
– Слушаю, мистер Конти. Говорит старший коридорный.
Чем могу служить?
Росс зажал трубку под подбородком и потянулся за текилой.
– Молчать умеете?
– Конечно, сэр. У меня такая работа.
– Мне нужна баба.
– Сию минуту, мистер Конти. Блондинка? Брюнетка?
Рыжая?
– Хоть в крапинку! Только грудастую. Поняли? Грудастую!
– Сию минуту, сэр!
– Да! Занесите ее в мой счет. В графу обслуживание.
Чтобы он сам платил? Еще чего! Пусть кинокомпания раскошелится. Он положил трубку и подошел к зеркалу. Пятьдесят.
Скоро ему стукнет пятьдесят. Страшно. Так страшно!
Росс Конти прожил в Голливуде тридцать лет. И двадцать пять из них он был звездой. Приехал он туда в 1953 году, и вскоре его открыла молоденькая жена старейшего киноагента – он тогда таскал ящики в супермаркете на бульваре Сансет. Она была очарована его белокурой красотой и принялась убеждать мужа заняться им. А тем временем занималась им сама – дважды в день, – к полнейшему своему удовольствию.
Муж открыл их связь в тот самый день, когда «Юниверсал» решила подписать контракт с его молодым клиентом. В бешенстве старый агент ввел в контракт самые скверные условия, на какие только мог рискнуть, выждал, пока контракт не был подписан, а затем порвал с Россом и ославил его по всему городу как бездарного жеребца.
До Росс плевать хотел. Он вырос в Бронксе, три года шлялся по Нью-Йорку, перехватывая рольку здесь, выход с тремя репликами там, и голливудский контракт был для него манной небесной на любых условиях.
Женщины на него вешались. В течение двух лет он пролагал себе дорогу в кинокомпании, пока не нарвался на хорошенькую любовницу одного из администраторов, и тот тут же позаботился, чтобы контракт с Россом был расторгнут.
Два года – и только несколько маленьких ролей в занюханных комедиях. И вдруг – ни контракта, ни надежд, ни денег.
Потом, болтаясь возле аптеки Швоба на Стрипе, он однажды разговорился с девочкой по имени Сейди Ласаль, умученной работой секретаршей, наделенной просто колоссальными грудями. Хорошенькой она не была – толстая, с намеком на усики, коротконогая… Но эти несравненные груди! К собственному удивлению, он договорился встретиться с ней снова. Она охотно согласилась, они пошли в «Ауер Инн», ели диетические гамбургеры и разговаривали о нем. Он наслаждался каждой минутой. Много ли нашлось бы девушек, готовых говорить о нем, и только о нем, битых пять часов?
Сейди была умна – качество, с каким Росс в женщинах прежде не сталкивался. Она отказалась лечь с ним в постель в первое же свидание, больно хлопнула его порукам, чтобы не тянулись к волшебным грудям, дала несколько здравых советов, как ему пробиться в кино, а при втором их свидании накормила его такой вкуснятиной своего приготовления, какой он никогда еще не едал.
Полгода они поддерживали платоническую дружбу, виделись пару раз в неделю, а по телефону беседовали ежедневно. Россу нравилось говорить с ней. Она находила выход из любой трудности.