Я виду не подавал, но внутренне раскатисто хохотал, пока Саша мне рассказывал про свою жизнь. Но когда он закончил, я неожиданно понял, что он искренен и все, что он говорит, на самом деле так. И дело даже не в том, что он действительно работал диктором на телевидении (я вспомнил его морду) и что он действительно мог занять какой-то высокий чин.на том же самом телевидении, не эта правда дала мне понять, что он искренен. Я это просто почувствовал. И я не знаю, как почувствовал, то ли по дрожи ресниц, то ли по сохнущим губам, то ли по плохо скрытой страстности, с которой он говорил, то ли потому, что он все время нервно и ласково в то же время поглаживал давным-давно сведенную наколку на руке, где, как мне сказала до того Нина Запечная, было когда-то написано слово «мама». Черт его знает, мудака, не могу сказать как, но я поверил ему, и потом поверил себе, что поверил ему. И огорчился не в первый раз -уже с тех пор, как встретил Темного Сашу, когда понял, что поверил себе, поверив тому, что он истинно искренен, и если и фальшивит, то самую малость, которая необходима для того, чтобы подчеркнуть, что говоришь правду.
Огорчился оттого, что не смогу высказать Темному Саше больше чувств, чем испытывал при первой нашей встрече и при второй тоже. Дело в том, что люди, говорящие искренне и открыто, считай, с первым встречным (и не только с первым встречным, но и с близкими и более близкими), не могут быть даже уважаемыми, потому как признак нудизма и нездоровой дурковатости у таких людей налицо и на лице. И какое тут может быть уважение, тем более глубокое. И по той же самой причине исчезают основания и для иных, более заметных чувств к таким людям: как то, приязни, симпатии, любви. Это женщины могут любить мудаков. Мужчины их любить не должны, иначе они не мужчины, а как становится заметно, женщины. И теперь, если говорить яснее без всякого того, что может прозвучать многозначительно, а потому смешно и непонятно, а значит, зловредно, мне неинтересен и неприятен тот, кто правдиво и открыто, добиваясь поддержки и сочувствия, подробно и душевно, ища свое отражение в чужих глазах, рассказывает мне о своей жизни, о своих мыслях, о своих чувствах, о своих планах. (Даже если рассказчик крут и агрессивен, и непохож на других, и влюблен в женщину, к которой по сей день испытываю иногда довольно сильное сексуальное влечение.) А впрочем, хрен с ним, с Темным, я редко вспоминаю его, – только тогда, когда прихожу – не часто – заняться любовью с Ниной Запечной или вот как сейчас, когда везу к ней гостя.